Но самое большое впечатление на меня произвел пол, большое открытое пространство между мной и священником. На дубовой основе выложен сложный узор из разных пород дерева: белого клена, красного дерева и кусочков перламутра, отполированный пол блестел, покрытый несколькими слоями чистого воска, — произведение искусства, подобного которому я не видела ни в одной другой стране. Впоследствии я узнала, что этот пол был сделан и отполирован вручную многими поколениями терпеливых людей, продемонстрировавших своей заботой о деталях истинную любовь к красоте и врожденный хороший вкус. И пол, и потолок были по-своему так же великолепны, как и пение хора, в совершенстве выполнявшего свою роль в службе.
На столе стояло собрание икон, которыми нас собирались благословить и которые должны были перейти к нам. Некоторые из них, древние и редкие, были предоставлены нам членами семьи или друзьями, другие на эмали или кованой бронзе дарили домашние слуги или управляющие имениями. Горел ладан, возносились голоса в прекрасных напевах, и вся сцена была очень трогательной и своим очарованием сильно отличалась от всего того, что мне доводилось испытывать прежде. Это был словно какой-то отдаленный клич из Ньюпорта, Нью-Йорка и Парижа, призыв к открывающейся передо мной новой жизни, и, несмотря на всю свою странность, она привлекала меня больше, чем я могла выразить. С первого же мгновения у меня возникло чувство глубокой симпатии к нации, создавшей нечто подобное и живущей в этом окружении, наполняя его совершенно особым содержанием.
Княгиня, моя свекровь, была француженкой (Ее девичья фамилия Сикар, но она не была эмигранткой. По семейному преданию, первый Сикар, гугенот, приехал в Россию в конце XVIII века во времена царствования Екатерины II. В то время как семья сохраняла традиции французской культуры, она, по-видимому, давно обратилась в русскую православную веру. Согласно календарю-справочнику «Весь Петербург» за 1913—1914 годы, «вдовствующая княгиня Елизавета Карловна, графиня Сперанская, урожденная Сикар» имеет резиденцию на рю Мюрилло, 4 в Париже.) и своим внешним видом, мимикой, осанкой и поведением заметно отличалась от всех окружающих. Она была очень красива и одета по последней парижской моде, передвигалась быстрее, чем большинство русских, и плакала от волнения. Ее глаза блуждали в поисках недочетов, которые тотчас же устранялись. Она пользовалась большим влиянием и резко выделялась на фоне обитателей Буромки.
Служба закончилась, но мы остались на своих местах, я стояла между свекровью и мужем, и все присутствующие, начиная со старика священника и заканчивая младшей девушкой-служанкой, проходили мимо нас, их представляли мне, и они целовали мне руку. Многие из этих преданных слуг уже давно находились на службе в семье моего мужа. Приковыляли два старика, знавших Сперанского ('Сперанский Михаил Михайлович (1772—1839) — один из виднейших и знаменитейших государственных деятелей России. Сын сельского священника, он достиг высоких постов на государственной службе благодаря своим выдающимся способностям. Некоторое время был главным советником императора Александра I и вторым человеком в государстве. В 1839 году за работу по составлению законов ему был присвоен титул графа.), умершего в 1839 году! Многие начинали служить еще при крепостном праве, и практически все родились и выросли в поместье. Вперевалку подошла старушка, няня моего мужа, с новой золотой брошью на необъятной груди. Обняв и расцеловав Кантакузина, она поцеловала мою руку, при этом мне показалось, будто она так по-матерински ласково выглядит, что я с восторгом поцеловала ее в обе румяных щеки. Она крепко обняла меня и улыбнулась в ответ, с этих пор я обрела в «бабушке Анне Владимировне», как ее называли, верного союзника.