Домик серенький
На монастырской 50
Там за воротами ребята
Над крышей голуби висят.
У бани
В ограде дядя Ваня
Кормит куриц и гусят
(из детских)
Удивительный на свете дядя Ваня, лесной, птичий, рыбацкий, мягкий, уютный, общий, жизнерадостный.
Для всех дядя Ваня — дядя Ваня. Дядя Ваня будто Робинзон Крузо: остров — его ограда, козы, птицы, хозяйство и все его любят.
Всю свою жизнь дядя Ваня отдал, ребятам, голубям, своей ограде и Пермской железной дороге (грубо неблагодарной), где он прослужил слишком тридцать лет кротко, честно, аккуратно за — грошовое жалованье.
Славный наш — родной друг — дядя Ваня.
Пускай иных знаменитых Духом Искусства воспитали Пушкин или Толстой, Карл Маркс или Кропоткин, Эдиссон или Менделеев. Рафаэль или Ницше — меня же и — главное — Поэта воспитали дядя Ваня, Стенька Разин и буксирная пристань Любимова на Каме.
Дядя Ваня — страстный в Перми (и теперь) голубятник — не менее страстный охотник и рыболов.
Гоняет ли дядя Ваня голубей или сидит покуривает — в голубятне (часто с мальчиками — голубятниками и серьезно с ними толкует) или охотится на рябчиков (ныне редко) или рыбачит на Каме — он истинный художник, обвеянный поэтической любовью к природе и к своему мастерству.
И дни настанут упованья.
У голубинных душ-людей —
Восторжествует дядя Ваня
Гоняя триста голубей.
Быть может только у дяди Вани могло хватить столько чуткости и доброты, столько вниманья, чтобы иногда брать с собой на серьезную рыбалку на ночевую за Каму мальчишек Васю и Длешу.
А дома Васю и Алешу с пристани могли отпустить на ночевку рыбачить именно только с дядей Ваней — в качестве охраняющого.
Заботливый дядя Ваня все остальное сделает сам — перегребет на веслах через Каму, забьет заездок или поставит елку, опустит прикорм, закострит костер, поставит кипятить чайник, устроит закуску.
Когда уже начнется чаепитье дядя Ваня без умолку рассказывает ребятам вероятные и невероятные приключенья и хохочет раздольно, играя остроумьем, яркой образностью, пылкой жизнерадостью.
А потом уложит спать ребят, приляжет сам, а чуть засветает он засуетится — заговорит шопотом, весь преобразится, заготовит удочки, на-скоро уладит чай и тихохонько на лодке с ребятами станет на заездок.
И начинается уженье.
Шопотом, движеньями, мимикой, глазами дядя Ваня разсказывает ребятам чарующую поэму рыбной ловли.
Солнцевстальная озаренность, аметистовые туманы над Камой, струистое пенье птиц в кустах, булькающие всплавы рыбы, наши наплывки — вдруг клюнет подъязок или елец — водяные звуки, где то проплывающие плоты и далеко шумное хлопанье пароходских колес, и вот среди этой сказки — дядя Ваня с Васей — Алешей — оперяющимися птенцами из гнезда буксирной пристани.
Вася трепетно думал:
— Какая удивительная жизнь впереди — сколько волшебных возможностей, сколько сокровенных глубинных тайн вокруг, сколько рыбы в Каме и сколько одних только Солнц — и откуда они берутся — если каждое утро новое Солнце — новое Тепло — новый День.
— Я после рыбалки у дяди Вани в ограде опять голуби, гуси, куры, ребята, черемуха и старые сундуки.
У слудской церкви — идти мимо домой — за чугунной оградой в саду — рябина — еще непоспела.
— Маня, Нина — дяди Ванины — гимназистки барышни и задаются, а Толя бегает за воротами, а Зина, Катя совсем утята.
— Скоро привезут с низовья арбузы на пароходах — большущие — черноярские — вот бы слимонить один в собственное распоряженье.
Так мечталось на рыбалке рыбаку Васе. И после действительно появились голуби.
Моя судьба и с дядей Ваней
Желанно связана добром:
С Алешей — Петей мы над баней
Держали голубей втроем.
А жили на буксирной пристани
На чалках весело качалиться
Мы были близки к Каме — к истине
Но Соня выросла — и вот печалится.
(Поэмия — Моя карьера)
А как стала созревать рябина у слудской церкви — дядя Ваня впервые взял с собой в лес на охоту Васю.
Ну уж там — в лесу — с шомпольными ружьями у дяди Вани и у Васи — за каждым деревом и каждой колодиной — нестерпимое множество всяческих чудес и загадок.
Как только вынесло маленькое сердце Васи столько великих восторгов — столько опьяняющих приключений — столько охотничьих очарований и сложностей до слез.
Дядя Ваня казался в лесу — богом — особенно-когда вдруг застреливал рябчика — о это обстоятельство представлялось непостижимым подвигом — почти землетрясеньем.
Отдых же дяди Вани у костра (прикуривал он от сучочка из огня, прищуриваясь) был для Васи счастливым мгновеньем когда дядя Ваня снова рассказывал о лесной жизни рябчиков и так красочно тонко, что у Васи пересыхало горло и останавливалось дыхание-Дядя Ваня говорил:
— Вот иду я раз по лесной прогалине и вижу рябчиха разгуливает с рябчатами — а те еще с воробья малые — заметила рябчиха меня и заклоктала на своем языке — вижу рябчата рассыпались и каждый перевернулся брюшком вверх, лапками притянул на себя по листочку и никого невидать стало, а рябчиха скрылась в валежнике — ну мась их еры — ловко.
Вася слушал и изумлялся изобретательности всюду — где только дело касалось живых существ. Вася понимал ясно: какая значит необходима изворотливость, умность, быстрота, смелость, находчивость и гибкость, чтобы жить дальше, чтобы научиться быть ярким, сильным, сочным и научить других торжествовать разумом.
Авторитет дяди Вани увеличивался еще тем обстоятельством, что его отец — милый дедушка Волков (ныне его нет в живых) был истинным мастером — рыбаком и последние годы вплоть рыбачил на Чорном лесном озере — где устроил себе сказочную избушку и уж у дедушки Волкова были такие муоречые удочки с колокольчиками (клюнет — позвонит рыбаку) и стаканчиками наплывы из осокори — самодельные, что дедушка Волков казался недоступным облаком — такой он был настоящий подвижник.
И рыбы дедушка Волков приносил домой большущие — ох и щуки были — зубастые, пестрые, вкусные.
Катерина — третья жена дяди Вани (вторая была родной сестрой матери Васи) готовила пышные пироги и варила душистую уху из дедушкиной добычи
А какие канарейки выводились у дяди Вани — поют будто рассказывают, что живут в домике дяди Ванином и видят много звонких чудес, слышат много в ограде голосов, знают много о том, что будет впереди.
Ну что в сравненьи с этой святой жизнью, воспитанье на сочиненьях Пушкина или Толстого.
Само собой — их читать школьникам может быть надо, но воспитанье дяди Вани — идеальное воспитанье, потому что оно от творческой Интуиции, от детства Мира, от мудрости отрешенья, от истинной поэзии, от внутреннего богатства Личности, от культурного покоя: хочу быть только Человеком во славу Единого Равенства и Безвластья.
Дома с дядей Ваней равны и голуби, и ребята, и небеса, и черемуха.
Анархизм дяди Вани рожден Молодостью от Вечности, от Природы.
Дядя Ваня — друг всех пришедших к нему в ограду или в дом.
Дядя Ваня может быть другом великих и малых, сильных и слабых, талантливых и бездарных.
И он всех поймет, всех впитает, всем удивится, всем будет благодарен и все найдут свою душу — свое сердце в нем.
Мудрец, Анархист, Поэт-футурист, художник, Путешественник, рабочий — все — если когда-нибудь зайдут к нему — все станут его друзьями.
Дядя Ваня для всех — дядя Ваня.
И весь его старенький домик — светлая вечерняя песня у костра где-нибудь на Каме, песня о тихом рыцаре, которого слушались бушующие волны Океана и стихали во имя тишины рыцаря.
Если учат Солнце, Земля, Вода, Звезды. Люди, то дядя Ваня научил Василья Каменского быть Поэтом мудрого покоя, ласковым ребенком Времени, желанным гостем его домика.
У дяди Вани можно отдохнуть.