Затем мы пошли в Парцаид 13 декабря 10 часов ночи. Похоронили [матроса] на кладбище хорошо.
17 декабря [в] 10 часов ночи пошли обратно к турецким берегам и начали бомбардировать войска турецкие. Затем еще наши ездили на другом катере в город Афу, и выбросило волной на мель. Ну тут делать нечего было, потому что турки стреляют, и делалось темно. Катер первый номер не видать, команды не слыхать, и совсем темно. Начали освещать прожекторами, и крейсером опасно стоять близко около берегов. Тут было делать нечего. Снялись и ушли на ночь в море ночевать.
Проходили целую ночь. Утром подошли к городу, но наших матросов на катере не было. Забрали турки в плен. Но командиру все-таки не терпится: «хотя людей и взяли в плен, и может их и в живых нет, ну катер я на мели не оставлю». Говорит старшему офицеру, [что] надо сорвать [катер с мели]. Сейчас же приказал спустить 2-й номер катера и ехать на берег взорвать. Ну минут через пять приехал американский консул с пакетом. Пакет был от [турецкого] губернатора, и он пишет командиру уходить от города: «А то буду стрелять по крейсеру с полевой артиллерии». Ну командира за это еще зло взяло, приказал сыграть на крейсере боевую тревогу, а на берег послал двух офицеров и семь человек матросов. И передал консулу, что если не дадут сорвать катер и выпустят хотя один выстрел, то «я не оставлю камня целого, разобью весь город». Ну когда консул отнесся с этим рапортом, то турки не стали стрелять, а пошли к своему начальнику города и начали просить: «отдай русских пленных, что через них и нам не жить». Тут ему делать нечего, [от]пустил наших матросов и одного офицера. [Матросы] взорвали катер, на другом катере пошли на крейсер. [На крейсере] подняли катер и шестерку и пошли в город Парцаид.