Наш рукописный журнал "Первые попытки" был для меня важным и серьезным делом, а для него, по всей вероятности, только забавой. Однако он старательно рисовал заголовки журнала и аккуратно снабжал его прозой коротенькими юмористическими рассказами и заметками "из мира науки" - в то время как я мог предложить журналу только стихи.
В комнате, где мы работали, всегда стоял острый, водочный запах, которым была пропитана насквозь вся квартира.
Иногда под вечер, когда на столе у Лени уже горела керосиновая лампа, нашу редакционную работу неожиданно прерывала Маруся. Некоторое время она неподвижно, с закрытыми глазами, сидела в старом кресле, отдыхая от гимназии и от занятий с учениками, которых она репетировала. А потом, как-то сразу стряхнув с себя усталость, приносила брату мандолину и начинала упрашивать его еще разок повторить с ней романс, который она готовила для гимназического вечера. У Лени был прекрасный слух, и Маруся никогда не выступала на вечерах без его одобрения.
Поворчав немного, Леня все же брал мандолину и, наклонившись над ней, принимался теребить струны, а Маруся становилась в позу, складывала руки коробочкой, как это делают профессиональные певицы, и пела:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты...
Не знаю, нравилось ли Марусино пение клиентам "казенной винной лавки", до которых долетал такой неожиданный для этого заведения лирический романс Чайковского, но мне казалось, что лучше петь нельзя.
- Фальшивите, фальшивите, сударыня, - говорил ей Леня и опять наклонялся над мандолиной.
Я смотрел на его быстро мелькающие руки и думал о том, как отлично справляются с любым делом эти уродливо скрюченные, несгибающиеся пальцы.
Брат и сестра были очень похожи друг на друга - те же немного прищуренные голубые глаза, те же мягкие светло-русые волосы. Должно быть, Леня был бы очень хорош собой, если бы его не изувечила болезнь.
Когда в лавке не было покупателей, в комнату к Лене приходила Александра Михайловна, темноволосая, худощавая, преждевременно состарившаяся женщина в очках. Она пристраивалась где-нибудь в углу, видимо радуясь возможности побыть с детьми, - ведь эта маленькая семья так редко бывала в сборе.
Но раздавался резкий, назойливый звонок из лавки, извещавший о приходе покупателя.
- Вот вам и "тревога мирской суеты"! - с усмешкой говорил Леня и, шаркая ногами, отправлялся торговать казенным вином.