В состав Главного земельного комитета входило несколько членов Государственной думы по избранию последней; в их число попал и я. Главный комитет был весьма многолюден и не представлял собою постоянно действовавшего органа, а должен был собираться периодически; для постоянной же работы из числа его членов надлежало избрать комитет из 12 лиц.
Я отправился к Посникову и прямо заявил ему, что считаю себя вправе быть избранным в этот комитет, хотя отлично сознаю, что я остальным членам совсем не к масти, но что, по-моему, элементарная справедливость требует, чтобы было допущено в комитет хотя бы одно лицо, представляющее мнение, которого держалась до тех пор Дума, что присутствие его не может быть опасно для дела, потому что один человек повлиять на большинство не может.
Посников, как истинно порядочный человек, признал мои доводы правильными, предложил мою кандидатуру и поддерживал ее, так что я с большим трудом и в хвосте всех был избран в состав комитета.
Занятия комитета шли очень нерегулярно, никаких повесток не рассылалось, и несмотря на то, что я очень старался не пропустить первого заседания, все-таки попал на него с опозданием. Вместо законных 12 членов я застал там целую толпу; оказалось, что первым делом комитета было увеличение своего состава кооптированием 40 человек, на что он, в сущности, даже и права не имел.
Для чего этот деловой орган был обращен в митинг, мне неизвестно; знаю только, что это не имело персонального характера привлечения известных лиц или учреждений, а так просто решили увеличить состав на сорок человек, считая, вероятно, работу толпою более продуктивною.
Настроение царствовало в комитете чисто эсеровское; в его составе находилось несколько членов этой партии, имевших некоторую известность в литературе своими трудами по аграрному вопросу, были земские статистики, были люди, ничего общего с аграрным вопросом не имевшие, и были крестьяне, партийная принадлежность которых неизвестна мне, но крепко объединенные страстным желанием поживиться даром чужим добром. <...>