1846 год - 5

Получив эти сведения и не имея уже возможности догнать ни Фрейтага, ни Нестерова, я решился скорее вернуться в Владикавказ и оттуда пробраться на Сунжу. Дорога была свободна, и я помчался на курьерской тройке. Утром я был уже у Гурко, который немало удивился, когда я ему сообщил о совершившихся событиях: никто еще в Владикавказе не знал о них, и я первый принес известие об очищении Кабарды. Здесь я узнал, что в тот же день ожидают князя Воронцова в Владикавказе и потому, полагая, что распоряжения, сделанные им в виду действий в Кабарде, уже не имеют места, решился дождаться его прибытия и новых приказаний для следования к отряду Фрейтага. Через несколько часов действительно приехал князь и чрезвычайно был огорчен нашей неудачей. Он очень был доволен моей распорядительностью, и приказал остаться при нем, так как все его предположения должны уже были измениться. Все до сих пор шло для меня очень хорошо и далеко не подозревал я неприятность, вслед затем меня ожидавшую.

Князь остановился во Владикавказе в доме генерала Полтинина[1]. К обеду и завтраку ежедневно собиралась вся свита князя; он же сам никогда не завтракал, а только обедал с нами. На другой, кажется, день его приезда, во время завтрака, завязался обыкновенный разговор о кавказских делах и личностях Кавказа. Андриевский, игравший такую важную роль при князе, со свойственным ему нахальством и резкостью, не знаю почему, начал порицать весьма достойного и всеми нами уважаемого полковника Хлюпина, командира Тенгинского полка. Большую часть свиты составляли новые кавказцы, приехавшие с князем из Одессы и, как выше сказано, полные товарищеские отношения между нами и одесситами еще не установились. Я счел долгом заступиться за старого кавказца Хлюпина, и наконец спор, все принимая большие размеры, дошел до того, что я, разгорячившись и забывшись, наговорил самых неуместных дерзостей Андриевскому и даже замахнулся на него, - одним словом, поведение мое было в высшей степени неприлично, и подобный скандал в квартире и за завтраком у князя не мог остаться без последствий. Вернувшись домой, я обдумал свое положение и зная, что Андриевский уже успел доложить о моем поступке князю, я перед обедом сам явился к нему и, сознаваясь в неприличии моего поведения и невозможности дальнейшего моего служения в его штабе, просил его о переводе меня или в линейное казачье войско, или в один из пехотных полков в Дагестане, по его усмотрению. Князь принял меня весьма сурово и сказал, что скоро объявит мне свое решение. Вечером же сказал мне, что, понимая неловкость моего при нем положения, он поручает мне немедленно отправиться в Дагестан с важными распоряжениями. Дело состояло в том, чтобы остановить войска 5-го корпуса, имевшие, за оставлением частей для формирования новой дивизии на Кавказе, выступить в кадровом составе обратно в Россию. Письменные распоряжения к кн. Бебутову и Аргутинскому мне были переданы князем, причем, соображаясь с маршрутами, он полагал, что я застану первую бригаду уже на пути к Кизляру, а вторую, следующую из Южного Дагестана, - около Шуры, и приказал мне все эти части вернуть на места прежнего их расположения. Эта экстренная мера была вызвана опасением, что Шамиль после неудачи своей в Кабарде задумает восстановить свое влияние вторжением в Дагестан, где с уходом дивизии пятого корпуса оставалось весьма мало свободных войск.