10.12.1900
Мюнхен, Германия, Германия
В эту зиму состоялось наконец мое знакомство с Грабарем, которое было вообще одним из самых счастливых и важных событий для всей моей дальнейшей художественной жизни.
Я стал бывать у него, он показывал свою живопись, очень «пастозную» и красочную, но он сам был еще на «перепутье». Помню его картину страшных толстых женщин в бриллиантах[i] (инспирированных, конечно, известными рисунками Бёрдсли[ii]) и портрет элегантной дамы с собакой, где он пробовал пуантилистическую технику[iii] (потом, в Петербурге, вместе с некоторыми другими картинами Грабаря портрет этот долго находился у меня). Тогда же у Грабаря я познакомился с японскими гравюрами, их у него была большая и очень хорошая коллекция, и японское искусство тут впервые меня «укололо»[iv]. Грабарь тогда уже оставил преподавание у Ашбе и жил вместе с кн. Щербатовым и скульптором К. К. Рауш фон Траубенбергом[v]. Они были неразлучны, и три их фигуры были очень заметны в Мюнхене: гигант с детским личиком Щербатов в николаевской шинели с бобровым воротником, сутулый франтоватый Рауш в неизменном цилиндре и маленький коренастый Грабарь в тирольской шляпе (Серов позже его изобразил в виде утенка). Грабарь был таким же «здоровяком», каким остался и впоследствии так же лоснилась его круглая голова и блестело пенсне, только в Мюнхене он еще носил немецкие усики и бородку. Собеседник он был чрезвычайно интересный и забавный, и все, что говорил, для меня было непререкаемо авторитетно…
Грабарь стал приходить к нам и заинтересовался моими работами. По-видимому, тогда он как будто уже в меня «поверил», и это меня окрыляло. Незаметно, иногда намеком, он открывал мне очень много нового и постепенно делался моим настоящим «ментором» в искусстве.
Грабарь вместе со своими сожителями уже собирался покидать Мюнхен, где он пробыл около 5 лет, чтобы ехать в Россию, у меня же не было еще никаких планов на дальнейшее. Я мечтал втайне о Париже, но обстоятельства складывались так, что и мне тоже приходилось расставаться с заграницей. Я торопился взять все, что мог, от Мюнхена.
[i] Помню его картину страшных толстых женщин в бриллиантах… — Речь идет о картине И. Э. Грабаря «Толстые женщины» (С. н. И. Э. Грабаря, Москва). Хотя на ней стоит подпись Грабаря (2 декабря 1904 г.), картина была, видимо, написана раньше.
[ii] … инспирированных, конечно, известными рисунками Бёрдсли… — Графика английского художника Обри Винсента Бёрдсли (1872 – 1898) заметно повлияла на творчество многих членов «Мира искусства». «Вся эта “бердслеевщина” <…> плоть от плоти нашей», — писал впоследствии Бенуа («Речь», 1910, 19 нояб.) Необходимо отметить, что культ этого художника, столь характерный для среды мирискусников, практически не коснулся Добужинского.
[iii] … он пробовал пуантилистическую технику… — Пуантелизм — направление в живописи, возникшее в конце XIX в. в общей волне движения французских неоимпрессионистов. Основатели его, Ж. П. Сёра (1859 – 1891) и П. Синьяк (1863 – 1935) разрабатывали методику разложения сложных тонов на чистые цвета и писали точками.
[iv] … японское искусство тут впервые меня «укололо». — Добужинский имеет в виду японскую гравюру на дереве, которая возникла в конце XVI в. и пришла к расцвету в середине XVIII – первой половине XIX в. Она была близка большинству мирискусников. Заметное влияние японской гравюры сказалось на творчестве Добужинского начала 900‑х годов, позже ее воздействие на художника определить едва ли возможно, однако, как признается сам Добужинский, японское искусство осталось ему близко и на склоне лет (см. письмо к Е. Е. Климову от 1 – 3 октября 1955 г. из Лондона — Сектор рукописей ГРМ, ф. 151, ед. хр. 4, л. 13).
[v] Траубенберг Рауш фон Константин Николаевич (1871 – 1935) — работал на Императорском фарфоровом заводе, занимался декоративной и портретной скульптурой малых форм.
03.02.2017 в 20:22
|
Свободное копирование
