На заседании Гельсингфорского исполкома с особенным азартом против нас выступал принадлежавший к эсерам прапорщик Кузнецов и какой-то немолодой бородатый матрос, по партийной принадлежности также правый эсер. На него жестоко ополчился один из наших кронштадтских левых эсеров:
-- Товарищи, какие они эсеры? Это мартовские эсеры. Они не эсеры, а серы, товарищи!
Было забавно наблюдать со стороны потасовку между эсерами, но в целом посещение Областного комитета в Гельсингфорсе не дало нам абсолютно ничего. После жаркой баталии комитет вынес резолюцию о созыве вторичного заседания для окончательного решения.
Члены комитета оказались в неловком двусмысленном положении. С одной стороны, им было неудобно высказаться против кронштадтцев, зная, что огромное большинство судовых команд на нашей стороне. В таких условиях открытое выступление против нас оказалось бы слишком заметным свидетельством оторванности Областного комитета от тех масс, интересы которых он претендовал представлять. Но с другой стороны, по партийным соображениям, меньшевистско-эсеровский комитет не мог перестать быть самим собою и вдруг ни с того ни с сего оказать нам поддержку признанием правильности нашей политики.
После заседания в столовой Совета, помещавшейся там же, в Мариинском дворце, я познакомился с С. А. Гариным, который на заседании исполкома не присутствовал. Выслушав меня о перипетиях только что закончившегося заседания, он высказал предположение, что "болото", по всей вероятности, нас провалит и уж во всяком случае не подаст голоса за нас.
Свободное копирование
