А еще через несколько дней руководители Кронштадтского Совета получили внезапное приглашение на очередное заседание Петросовета. Заседание происходило в огромном зале Мариинского театра. Из партера на сцену были проложены сходни. На сцене у ярко освещенной рампы за столом сидели Чхеидзе, Дан и другие члены президиума Петросовета.
Вскоре в театр приехал Керенский. Он был одет в военную форму, правая рука -- на перевязи. Театральным жестом "глава правительства" предлагал для рукопожатий свою левую десницу.
Керенский произнес краткую и, как всегда, истерическую речь, под конец заявив, что он заехал сюда специально затем, чтобы попрощаться с Советом перед отъездом на фронт. Затем по сходням спустился в зрительный зал и быстро направился к выходу, где его ожидал автомобиль.
Это появление Керенского было такой пошлой инсценировкой, все в нем было так явно рассчитано на эффект и проникнуто искусственностью, что нам, кронштадтцам, стало противно.
После отъезда Керенского Петросовет перешел к обсуждению злободневного кронштадтского вопроса. Все насторожились и превратились в одно сплошное напряженное внимание. С первым словом выступил меньшевик Анисимов, который, не щадя слов, бранил нас за коварство, двоедушие и измену своим обязательствам. Затем поочередно слово было предоставлено мне, Рошалю и Любовичу.
Против нас сразу была выпущена тяжелая артиллерия. Один за другим выступали лучшие ораторы Петросовета -- Церетели, Чернов, Скобелев. Их речи были полны обычных нападок на Кронштадтский Совет и его руководителей. Скобелев прямо угрожал прекращением снабжения Кронштадта денежными средствами и продовольствием.
Чернов со своими обычными экивоками паясничал на сцене, и его речь оказалась наиболее бессодержательной и убогой.
После министров-"социалистов" выступил анархист Блейхман. Но его больное, нервное и озлобленное красноречие вызвало как раз обратный эффект. Вся аудитория словно зажглась...
Напряженную атмосферу удалось, однако, разрядить. Принятие шельмовавшей нас резолюции усилиями большевиков было отложено.
Мы пережили неприятные минуты, но тем не менее сильного впечатления это заседание на нас не произвело. Напротив, уходя с заседания Петросовета, каждый из нас был еще больше убежден в абсолютной правильности нашей кронштадтской политики.
Твердо помня завет Ильича, мы не позволили поставить себя на колени, чем в значительной степени были обязаны тому же Ильичу. Теперь он лично руководил по телефону каждым сколько-нибудь ответственным выступлением кронштадтцев.
Свободное копирование
