Мой дневник во время войны - 69

03 марта

В пустынном порту пришвартовался огромный пароход, везший из Ливерпуля наших репатриантов. Посторонних не пускали, встречала группа в военном и штатском и несколько журналистов. В Москве мне говорили: «Бывшие пленные, сходя с парохода, будут целовать русскую землю». Ну, во-первых, порт напоминает свалку металлолома, хотя могли бы убрать ржавые, покореженные балки и трубы, во-вторых, долго-долго не спускали трап. Потом, наконец, появились бывшие пленные. Они почти все были в беретах, в костюмах или в свитерах. Ни одного сияющего лица. На площади состоялся короткий митинг. Репатрианты, сходя с парохода, держали красные флаги, портреты Сталина, маршалов. И еще два транспаранта: «Здравствуй, Родина» и «Спасибо Сталину». Видимо, уже на пароходе их разбили на роты, и после короткой речи члена Совета одесского округа, который приветствовал прибывших, они, построившись, маршем отправились в бывшее пехотное училище. Там они проходили медицинскую комиссию, давали объяснения — как они оказались в немецком плену и почему попали во французские партизанские отряды.

Мне дали пропуск в это училище на следующий день. Выделили комнатку, где я беседовала с бывшими франтирерами. Им казалось, что я могу повлиять на их дальнейшую судьбу — каждый из них приносил мне подарки: эрзац-шоколад, немецкие сигареты и т. д. Я их просила рассказать о себе и объясняла, что я всего-навсего корреспондент и им ничего не угрожает. Среди всех прибывших оказался один еврей. Он спасся тем, что работал переводчиком в немецком лагере. «Благодаря своей работе я смог не только помочь многим нашим заключенным, но устроить побег группы, в которую входил». Он говорил правду, я ему посоветовала не признаваться, что он был переводчиком. «На всякий случай». Ночью этот инженер из Харькова повесился. Была большая группа из Тильзита, которых немцы привезли во Францию, в Руан. У всех была на одежде красная буква «Р». Им удалось бежать, часть из них попала в «МАКИ»[1] — они показывали мне документы, выданные им: «Шесть месяцев в МАКИ. Преданный общему делу боец» — было написано по-французски. Думаю, что для военной переподготовки, через которую они должны пройти, эти бумажки недействительны. А бывшие франтиреры мечтали о том дне, когда они попадут на родную землю.

Мне особенно понравились братья Плохотные, их отец погиб во время Гражданской войны, один из братьев, Василий, пал в эту войну, защищая Ростов, Афанасий был ранен под Севастополем, бежал, нашел партизанский отряд, которым командовал Калашников, куда пошел и младший брат, Михаил. Оба были схвачены эсэсовцами. В конце концов они оказались в Бухенвальде — интернациональном лагере, а оттуда отправлены были во Францию. Снова бежали. Афанасий, не зная французского языка, нашел партизанский отряд Робера Леблана и вместе с франтирерами сражался против немцев, не веря, что он наконец увидит своих близких. Я взяла адрес Афанасия Плохотного, чтобы сообщить его жене, что он и младший брат живы, что я и сделала. Почему им было запрещено написать своим? Для меня это тайна. Все та же конспирация. У меня исписано три блокнота рассказами репатриантов. Не выходит из головы еврей, покончивший жизнь самоубийством — на следующую ночь после разговора со мной. Неужели я виновата? Нет, просто он ожидал другого приема на родине, а выжить еврею — запрещено.