24 октября.
Берлин. Был у посла Шувалова. Говорили о политике, Шувалов не только умный, но остроумный человек. По поводу Витте и бездействия министров: «Не все же устрицы, приятно видеть между ними и омара». Надо союз русских с пруссаками. Будет этот союз, нам нечего бояться. Хвалил немцев за дисциплину, за то, что они умеют быть единодушными, когда надо. О Витте, что он «конфиденциальное» сообщение Шувалова о министрах прусских, которые требовали отдыха, обнародовал. «Конечно, я ничего против этого не имею: воли надо, пусть, а все-таки как то неловко мне было». — «А немцы действительно просили об отсрочке?» — спросил я. — «Действительно и серьезно просили». О франко-русских праздниках: «императора не видел с тех пор, как приехал в Берлин, но слышал. Одни говорят, что он сердится, другие, что он спокоен, третьи относятся иронически». — О Бисмарке: «Он — мой друг, и я бы не хотел, чтобы он знал, что я говорю: он такой еще живой, что, пожалуй; вызовет на дуэль и убьет. Но он никогда не любил России. Он только настолько любил, чтобы пользоваться ею». И в этом отношении, так умно говорил, что заставлял с собой соглашаться. «Если правду говорить, Каприви больше расположен к России, чем Бисмарк, и для России положительно счастье, что Бисмарка уволил император».
Вечером с Татищевым были в театре Лессинга. Актрисы — кухарки или девки. Голоса противные, не умеют ни держать себя, ни ходить.