То ли дело Юрий Сергеевич Сидоренко, легендарный, с вечной улыбкой, веселый и свежий, хоть и не спит почти и не ест, не знает выходных и законных своих трудовых отпусков. Администратор, хирург, гинеколог, ученый, всеобщий любимец все-таки, несмотря ни на что. Как это у него получается сегодня? Как он выкручивается? Тысяча двести коек, миллион проблем: он возглавил огромную больницу в период ее полураспада.
На работу приходит загодя - раненько, чтобы пробежать и подписать тысячу бумаг. А за дверью уже накапливаются посетители (свои и чужие), в операционной ему готовят больных на сложные операции, а в огромном внешнем мире уже вызревают телефонные звонки гроздьями. В 8.00 все это разом обрушивается на его голову.
-Юрий Сергеевич! Бросайте все и немедленно в Главтяп!
-Еду, сейчас буду!
-Здравствуйте, Юрий Сергеевич, сию же минуту выезжайте в Тяпляп.
-Выезжаю, не волнуйтесь!
-Юрий Сергеевич? Слава богу, что Вас застал. У нас в Ляптяпе важное совещание. Ну, Вы знаете - по сивке и по бурке, мы Вас как раз ждем, конечно.
-Да, да! Разумеется. Еду к вам.
Он никому не отказывает: это экономично. Сейчас будет Главный Звонок:
-Юрий Сергеевич! Больная на столе. Давать наркоз?
-Давайте. Иду.
Сбрасывает костюм, надевает операционную пижаму, телефон звонит непрерывно, звонки падают на пижаму и стекают, как дождевые капли, не причиняя вреда:
-Срочно в село на помидоры!
-На совет директоров!
-На комиссию по жалобам!
-Пустите к Юрию Сергеевичу (это уже за дверью), он же уйдет на операцию, а мне нужно!
-И мне!
-И мне!
Секретарша пока их держит. Звонок от Начальства:
-Это долго будет продолжаться? Это безобразие закончится, наконец?
-Что произошло?
-Врач Лившиц не оформил историю болезни на больного Арапетяна и даже не завел историю! Вы что о себе думаете там?! Ведь ни слова не записал!!
-Позвольте, позвольте, а НА ЧЕМ ему было писать, на заборе что ли? Врач Лившиц шел себе по улице и вдруг слышит - кто-то кричит за забором. Он - туда. Смотрит - человеку плохо, он помощь и оказал...
-Все равно нужна история болезни и чтоб немедленно!
Срочно в селектор:
-Лившиц!
Тот уже здесь на одной ноге.
-Пиши историю.
-Да не обязан я...
-Пиши, тебе говорят!
-А что писать?
-Пиши под мою диктовку (быстро диктует, Лившиц пишет нехотя - подчиняется).
Звонок:
-Юрий Сергеевич! Больная уже в наркозе.
-Иду!
Быстро секретарю:
-Так. Главтяпу скажите, что я на Совете; Совету - что на Комиссии, Комиссии -что в Ляптяпе, Ляптяпу -что на селе и т. д. (перемыкает). Взмывает из-за стола, но выход закрыт: хорь прорвался через секретаря и уже сидит напротив.
-Я за сеструху поговорить...
-У вашей сестры злокачественный процесс, мы делали
все, что могли.
-А сеструха померла, мне интересно, кто за это ответит?
-А вы кто по профессии?
-Шофер.
-Ну, вот вы шофер, понимаете, что не всякую машину можно починить, но человек сложнее машин, а у вашей сестры был рак. Мы ее лечили пять лет. Но мы не всегда можем вылечить рак. Да если бы я мог вылечить такой рак, как у вашей сестры, мне бы памятник из золота, высотою в сто метров, понимаешь?
-Это мы понимаем. А вот в прошлом годе дали сеструхе простыню с дырками и грязь была в туалете, она говорила, а у меня ведь все записано... И, вот же главное, санитарочка одних пропускает, других не пропускает. Очень интересно. И вот еще у меня записано...
Звонок:
-Юрий Сергеевич, больная в наркозе!
-Иду!
А путь перекрыт...
У меня бы тут и голова лопнула, а ему -ничего: привык... Оглянулся, прикинул и первую же сотрудницу, которая под руку попала, вместо себя посадил в свое кресло. Попалась Элла Андреевна, его заместитель, женщина красивая, накрахмаленная, ригидная и принципиальная.
-Выслушайте товарища, Элла Андреевна, внимательно, пожалуйста. А вы, товарищ, все расскажите, не стесняйтесь, откровенно, я сейчас приду.
Изящно и стремительно (он все так делает) выскальзывает за дверь. Через толпу посетителей: бумаги, подписи, клики, жесты. Всем улыбается, на все соглашается, все обещает, но не останавливается. Фаталисты уже отстали, богоборцы энергично преследуют. Он улыбается им в последний раз и вдруг исчезает за стеклянной дверью: операционная.
И грозная, могучая санитарка: "Куда вас черти несут?!". Самый последний рубеж: сюда уже не пройдут, не прорвутся. Больная в наркозе минут 15-20, но он догонит, как поезд курьерский после опоздания - за счет скорости, за счет блистательной хирургической техники.
И в самом деле, через сорок минут он заканчивает удаление матки через влагалище, не вскрывая живота. Лица у всех разглаживаются: персонал в операционной хорошо чувствует хирургическую удачу, они же не только болельщики, но и участники, соучастники. Они делят профессиональную радость и гордость, и праздник звенит колокольчиком в операционной. И гордые веселые оркестры уже задают свои бесподобные ритмы откуда-то изнутри. И снова мы - люди. Ах, за ради этой минуты можно многое вынести. И пусть там за кафельными стенами взрываются в истерике телефоны, пусть они там захлебнутся, и пусть клубятся и свиваются угрозой входящие-исходящие бумаги и оргвыводы, и склоки, и тревоги - черт с ними!
Сидоренко меняет перчатки, ждет следующую больную, но тут кто-то подходит и шепчет на ухо: "Срочно в реанимационную, размывайтесь!".