Именно в ту волшебную ночь я впервые почувствовала себя взрослым человеком, а пожалуй, и женщиной.
Почему вдруг жизнь заиграла для меня чудесными красками и все прошлое, включая даже то, что было какой-нибудь час назад, оторвалось, провалилось куда-то, не оставив в душе ни капли сожаления?.. Опять почудился знакомый шелест, и опять так же, как когда-то, перевернулась новая страница жизни. Но больше всего меня изумило чувство того, что все, доселе начертанное, было только предисловием. Первая глава моей жизни еще не начиналась.
Как странно! Вот я сижу с каким-то доселе неизвестным мне человеком и превесело с ним ужинаю! И он не знает ни о моих бабушках, ни о моих дедушках, не знает, какой была моя жизнь, какова я сама…
Теперь он был без шляпы, без пальто, но его сходство с Владимиром от этого не уменьшилось. Тот был шатен, этот – темный блондин, почти одно и то же. Профессия накладывает свой отпечаток, и если Владимир был певцом оперетты и эстрады, то Казимир Владиславович, которому, очевидно, приходилось иметь дело с иностранцами, был сдержан, обладал лоском, вежливым остроумием – словом, с головы до ног европеец.
Все остальное было общим: какая-то ломкость худой и стройной фигуры, бледность томного лица, повышенная требовательность к собственной внешности, холеность рук, изысканность самых обычных движений. Этот человек, в отличие от Владимира, курил, но вздумай курить Владимир, он точно таким же движением защелкивал бы свой портсигар и его рука с такой же красивой небрежностью держала бы папиросу.
Наш разговор был обо всем и вместе с тем не касался ничего в особенности. Мой спутник не переставал радоваться нашей встрече. Он был актер в душе, обладал даром наблюдательности и тонким юмором и сумел мне представить всех своих соседей по купе, а когда я ему рассказала о «Квашне в пестрой фланели», он смеялся до упаду.
– Надеюсь, что остаток ночи мы проведем с вами вместе? – В этом было меньше вопроса, нежели просьбы. – Неужели вы бросите меня и уйдете лицезреть Квашню в пестрой фланели?
– Но что делать? Нельзя же всю ночь сидеть в вагоне-ресторане? – не скрывая вздоха сожаления, ответила я.
– Правда? Вы говорите искренно? – В его глазах вспыхнула лукавая искра. – Значит, вы не рассердитесь? Я был слишком предприимчив… пока вы мыли руки, я сговорился с проводником и свое верхнее место переменил на верхнее в вашем купе… Не сердитесь? Мы будем вместе, но если вы не против.
Конечно, я не была против, но и эта его выходка безумно напомнила мне Юдина.
– Конечно, вы сделали хорошо, – сказала я, – но не нужно было делать этого за моей спиной и сейчас так естественно меня выпытывать…
– Я боялся, что вы не согласитесь, скажете, неудобно.
Свободное копирование
