Идет 1937 год. Мы любим весь мир и все человечество: негров, китайцев, эфиопов, арабов, индусов, а своих душим «ежовыми рукавицами» – пока не пришел конец самому Ежову! Свято место пусто не бывает. Берия примет эстафету уничтожения!
Коленька – в ГНБ, я – в училище, Ольга Петровна – в кресле. Телеграмма из Мурома: «Мама заболела, приезжай. Серафим». Заболела! Как знакомо это слово. Каждый божий день «заболевают» тысячи. В те годы «заболел» или «заболела» значило – посажен! Мама посажена! Вот о чем сообщил Серафим из Мурома. Пришел я, пришел Коленька. Прочитали. Мама посажена! Надо ехать, искать, передать необходимое в тюрьму. Где она? Вечером на поезд, утром на Лакина, 43. Поздняя осень. Серафим напуган, он в десятом, его жизненный опыт не так разнообразен, как мой. Средств нет, чем и как жить?! Первым делом я направляюсь в ОГПУ. Омерзительно, но необходимо. Те же жесткие, колючие, сверлящие глаза. На мой вопрос: «Где?» – следует грубое: – «У нас ее нет!»
– Где?
– В Горьком.
Ночь в Муроме. Бабушка, тетя Наташа, тетя Маруся, наша дивеевская Анюта. Все молчаливо напуганы.
– Что ты думаешь делать?
– Ехать в Горький.
– Вот тебе адрес. Это наши и твои тоже дальние родственники, у них остановись. Они помогут.
Все по очереди перекрестили меня. В путь!
Свободное копирование
