Я должен коротко рассказать о начальнике лазарета — Дарбиняне Тигране Моисеевиче (его все почему-то звали “Тегеран”). Хотя Дарбинян был армянином, но вырос в Харькове, в детдоме, был одно время беспризорным. Именно этим объяснялась его снисходительность к блатным (при строгости к “фашистам”). Потом Дарбинян как-то попал на службу в “органы” и дослужился до лейтенанта госбезопасности. И уже после этого он поступил в медицинский институт и успешно его закончил. Как врач из “чекистов” он, естественно, получил назначение начальником лагерного лазарета.
В поведении Дарбиняна была странная двойственность, объяснявшаяся спецификой его собственного прошлого. Эта двойственность, в частности, ярко проявилась и в его отношении ко мне. Дарбинян хотел, чтобы я у него работал, так как считал меня честным и “опытным” (!?)административно-финансовым работником, мог мне доверять. Только я его очень раздражал своим плохим почерком. “Как это Вы могли писать свои диссертации?” — говорил он мрачно. Вместе с тем Тигран позволял себе весьма странные выходки. Однажды он срочно вызвал меня в операционную, подозвал поближе к операционному столу, приказал наклониться над больным и вдруг— резким движением откинул простыню так, что мое лицо оказалось в нескольких сантиметрах от бедра больного, от которого только что была отрезана нога, а перевязка еще не была произведена. Я с содроганием отшатнулся, а Дарбинян весело захохотал.
Другой раз, в период, когда я заменял кастеляна, он собственноручно (я вышел на секунду со склада, не заперев дверь) похитил у меня семь медицинских халатов, а назавтра на “пятиминутке” их у меня потребовал. Я накануне узнал о краже халатов (вольнонаемная хирургическая сестра поведала мне о том, кто был “вором”), и у меня резко подскочило кровяное давление, возник спазм. Осложнения для меня могли быть непоправимыми. На мое счастье, санитары решили отомстить за меня и перепрятали похищенные и доверенные одному из них халаты. Когда Дарбинян, вволю изругав меня за халатность (“халатность” с “халатами”, о ужас, это не мой каламбур), сказал, наконец, с подобием улыбки: “Еще хорошо, что это мы украли халаты. А ну-ка, Кода, верни семь халатов!” — бледный Кода заявил, что халатов нет в потайном месте. Получился страшный конфуз. Халаты, естественно, нашлись, но Дарбинян после этого уже не решался на подобные жестокие “практические шутки”. Я был ему пока нужен. Но я прекрасно понимал, что если он перестанет во мне нуждаться, то не пощадит. Перед моими глазами был пример моего предшественника на этой должности — старого бухгалтера (бывшего царского офицера и посаженного за найденный у него при обыске дневник давних лет) Семена Петровича Гальченко, одного из моих друзей. Когда Гальченко заболел и, как казалось, не годился для своей старой работы, Дарбинян (которому Семен Петрович служил верой и правдой и даже почему-то его уважал) заявил: “Ничего, мы поставим его гнать воду в мертвецкой и, если не захочет, этапируем на инвалидный ОЛП”.
Случилось так, что я сам через некоторое время заболел, и Тиграну пришлось меня оперировать. Дело в том, что мне вырвали кариесный зуб мудрости и внесли инфекцию, а это привело к остеомиелиту верхней челюсти и гнойному нарыву в виске, откуда при операции выкачали больше стакана гноя. Я был долгое время на пенициллине и морфии (от болей), в полусознании, при смерти. Меня спасли большие дозы пенициллина, который прислали мои родители. Дарбинян колол пенициллин скупо, он был тогда дефицитен. Спасла меня и операция, но ее сделали не сразу, сначала не могли понять, что и где нужно резать. Как только я начал приходить в себя, я стал умолять выписать меня на работу, опасаясь, что Дарбинян найдет мне замену, и я останусь у совершенно разбитого корыта.
Через много лет, благодаря редчайшему стечению обстоятельств, мы оказались с Дарбиняном жителями одного и того же кооперативного дома (моя квартира 36, а его — 63). Мы оба, как сговорившись, старались не узнавать друг друга. Дарбинян к этому времени стал не только профессором, доктором медицинских наук, но и председателем Советского общества анестезиологов и наркотизаторов. Я был счастлив узнать через несколько лет, что он покидает наш дом и получает более шикарную квартиру, достойную его заслуг.
Свободное копирование
