Отцу, меж тем, пора было возвращаться в Москву, где его ждала служба и моя мама — лежачая больная. Расставались мы тяжело. За время, проведенное вместе, мне уже начинало казаться, что отец так и останется со мной, пока что-то не изменится.
Теперь я снимал угол у одной бабы, работавшей в Карасу в обслуге небольшой колонии для уголовников. Ее сын был когда-то вождем местной карасуйской шпаны, бегал от военного призыва, но был пойман и отправлен на фронт, возможно, в штрафную роту, где очень скоро погиб. Кто-то из новых знакомых нашел мне место учителя в школе, в 9-х классах, в центре Ташкента. Я проработал там около трех месяцев, прочитав девятиклассникам огромный, почти студенческий, курс о Гоголе, тем самым сорвав их нормальный учебный план. Вскоре пришла еще одна, гораздо более важная удача.
В Ташкент на несколько дней приехал председатель ВКВШ (Всесоюзный комитет высшей школы) Кафтанов со своими помощниками. Был открыт прием посетителей. Одна знакомая устроила меня на прием, даже, помнится, без очереди, аттестовав за “хорошего человека”, которому нужно помочь “чисто формальным образом”. А я приготовил заявление, в котором писал, что “как аспирант второго курса имею вызов в Москву, но хочу остаться временно в Ташкенте, чтобы работать под руководством академика Шишмарева и чл.-корр. АН СССР Жирмунского и прошу поддержать мое ходатайство о зачислении в НИИФ САГУ”. Подавая бумагу, я сказал, что был на фронте и пережил разные приключения. Без особых уточнений.
Меня ни о чем не спрашивали, и мое заявление украсилось резолюцией о том, что ВКВШ поддерживает мою просьбу. С этой резолюцией я отправился в университет, и декан Красноусов склонился перед авторитетом ВКВШ. Это и был приказ “сверху”. Впрочем, я не уверен, вспомнил ли он мой первый приход в “рубище”.
Я был зачислен аспирантом Ташкентского университета, а затем и старшим преподавателем. Мне поручили лекции по западной литературе: Возрождение, Средние века, XVII-XVIII века. Я вел на пятом курсе семинар по теории литературы... Жизнь восстанавливалась, но все еще была полна опасных приключений. Я был теперь уважаемым преподавателем университета, но должен был жить на “злачном” Карасу. Меня разыскивал начальник отдела кадров университета, чтобы вручить мне бронь, но я его избегал, ибо военного билета у меня не было.
Кстати, узбеков-мужчин было немало на улицах Ташкента, как и грузин в Тбилиси. Для них имелись какие-то особые льготы. В университете броню давали только аспирантам и преподавателям — если речь шла о приезжих. Что касается местных, ее получали даже студенты. Про Красноусова рассказывали, что он мотался по провинции, агитируя молодых узбеков поступать в университет: “Броню хочешь?!..”.
Свободное копирование
