Сразу к октябрю 1861 года я был охвачен широкой волной личных "переживаний" писателя.
"Однодворец" после переделки, вырванной у меня цензурой Третьего отделения, нашел себе сейчас же такое помещение, о каком я и не мечтал! Самая крупная молодая сила Александрийского театра -- Павел Васильев-- обратился ко мне. Ему понравилась и вся комедия, и роль гарнизонного офицера, которую он должен был создать в ней. Старика отца, то есть самого "Однодворца", он предложил Самойлову, роль старухи, жены его, -- Линской, с которой я (как и с Самойловым) лично еще не был до того знаком.
Для Ф.А. Снетковой в пьесе не было роли, вполне подходившей к ее амплуа. Она вернулась из-за границы как раз к репетициям "Однодворца". Об этой ее заграничной поездке, длившейся довольно долго, ходило немало слухов и толков по городу. Но я мало интересовался всем этим сплетничаньем, тем более что сама Ф.А. была мне так симпатична, и не потому только, что она готовилась уже к роли в "Ребенке", прошедшем через цензурное пекло без всяких переделок.
Кроме Самойлова, из участников в моей вещи -- рядом с бенефициантом -- самый яркий талант был у Линской.
Я уже видал ее в такой "коронной" ее роли, как Кабаниха в "Грозе", и этот бытовой образ, тон ее, вся повадка и говор убеждали вас сейчас же, какой творческой силой обладала она, как она умела "перевоплощаться", потому что сама по себе была чисто петербургское дитя кулис -- добродушное, веселое, наивное существо, не имеющее ничего общего со складом Кабанихи, ни с тем бытом, где родилось и распустилось роскошным букетом такое дореформенное существо.
Свободное копирование
