Настало и то "майское утро", когда надо было отправляться на Васильевский остров и начинать мытарства экзамена. Предметов одних главных оказалось чуть не десяток: политическая экономия, статистика, русское государственное право, государственное право иностранных держав, международное право, финансовое право, торговое право и еще что-то.
Некоторых профессоров -- например. Ивановского, Андреевского, Михайлова -- я и в глаза не видал и слышал очень мало о том, как они экзаменуют, к чему надо больше и к чему меньше готовиться.
Политическая экономия, худо ли -- хорошо ли, вошла в чемодан памяти. Через день надо было отправляться.
И вдруг опять вести из Нижнего: отчаянные письма моей матушки и тетки. Умоляют приехать и помочь им в устройстве дел. Необходимо съездить в деревню, в тот уезд, где и мне достались "маетности", и поладить с крестьянами другого большого имения, которых дед отпустил на волю еще по духовному завещанию. На все это надо было употребить месяца два, то есть май и июнь.
Я сам видел необходимость ехать в Нижний, но после экзамена. А тут приходилось поставить все вверх дном.
Как быть?
Еду в университет, ищу ректора, добрейшего П.А. Плетнева, наталкиваюсь на него в коридоре, излагаю ему мое затруднительное положение, прошу разрешить мне сдать все экзамены в сентябре, когда будут "переэкзаменовки".
Он затруднился дать мне такой отпуск собственной властью, что меня несколько удивило, и тут же послал меня к попечителю.
-- Иван Давыдович (Делянов) примет вас и сделает все, что можно.
Отправляюсь в дом Армянской церкви, где жил Делянов, и меня сейчас же принимают.
-- Так и так -- необходим отпуск и позволение держать в сентябре.
Иван Давыдович, ходивший со мною по кабинету мелкими шажками, остановился, положил руку на мое плечо и, подмигнув, сказал так сладко:
-- Мой друг... у вас найдется знакомый доктор... добудьте свидетельство.
Я понял -- какое.
И вот -- в первый и в последний раз в моей жизни -- я пошел на такую процедуру: добывание лжесвидетельства -- по благосклонному наущению попечителя округа. Больше мне никогда не приводилось выправлять никаких свидетельств такого же рода.
Кто-то расписался в том, что у меня злокачественный "катар" чего-то, я представил этот законный документ при прошении и прервал экзамены, не успев даже предстать перед задорную фигурку профессора Горлова, которого так больше и не видал, даже и на сентябрьских экзаменах, когда он сам отсутствовал.
С моим благодетелем по части лекций Неофитом я условился (если он также будет почему-либо держать в сентябре) усиленно готовиться вместе денно и нощно начиная с июля, для чего и просил его подыскать мне квартирку на острову.
Приходилось поступать на амплуа хозяина и ходатая по владельческим интересам моих сонаследниц.