Был дом литературного мецената графа Кушелева-Безбородко, затеявшего незадолго перед тем журнал "Русское слово".
Он кормил и поил пишущую братию, особенно в первые два года. Журнал (к зиме 1860--1861 года) взял уже в свои руки Благосветлов. Прежняя редакция распалась, А.Григорьев ушел к братьям Достоевским в журнал "Время".
Но разливанное море, может быть, и в ту зиму еще продолжалось. Я туда не стремился, после того как редакция "Русского слова" затеряла у меня рукопись моей первой комедии "Фразеры".
От того же П.И.Вейнберга (больше впоследствии) я наслышался рассказов о меценатских палатах графа, где скучающий барин собирал литературную "компанию", в которой действовали такие и тогда уже знаменитые "потаторы" (пьяницы), как Л.Мей, А.Григорьев, поэт Кроль (родственник жены графа) и другие "кутилы-мученики". Не отставал от них и В.Курочкин.
Вообще, я уже и тогда должен был помириться с тем фактом, что нравы пишущей братии по этой части весьма и весьма небезупречны. Таких алкоголиков -- и запойных, и простых, -- как в ту "эпоху реформ", уже не бывало позднее среди литераторов, по крайней мере такого "букета", если его составить из Мея, Кроля, Григорьева и Якушкина, знаменитого "ходебщика", позднее моего сотрудника.
Даже такой на вид приличный и даже чопорный человек, как Эдельсон, приятель Григорьева и Островского (впоследствии мой же сотрудник), страдал припадками жестокого запоя. Но он это усиленно скрывал, а завсегдатаи кушелевских попоек делали все это открыто и, по свидетельству очевидцев, позволяли себе в графских чертогах всякие виды пьяного безобразия.
Я счастлив тем, что инстинктивно воздерживался от прямого знакомства с такими "эксцессами" представителей литературы, которой я приехал служить верой и правдой. Сколько помню, я не попал ни на один такой безобразный кутеж.
Но распущенность писательских нравов не вела вовсе к закреплению товарищеского духа. Нетрудно было мне на первых же порах увидать, что редакции журналов (газеты тогда еще не играли роли) все более и более обособляются и уже готовы к тем ужасным схваткам, которые омрачили и скором времени петербургский журнализм небывалым и впоследствии цинизмом ругани.