В Карлове после Дондуковых поселилась семья автора "Тарантаса" графа В.А.Соллогуба, которого я впервые увядал у Дондуковых, когда он приехал подсмотреть для своего семейства квартиру еще за год до найма булгаринских хором.
Признаюсь, он мне в тот визит к обывателям Карлова не особенно приглянулся. Наружностью он походил еще на тогдашние портреты автора "Тарантаса", без седины, с бакенбардами, с чувственным ртом, очень рослый, если не тучный, то плотный; держался он сутуловато и как бы умышленно небрежно, говорил, мешая французский жаргон с русским -- скорее деланным тоном, часто острил и пускал в ход комические интонации.
Таким оставался он и позднее, когда я стал часто бывать у Соллогубов, но больше у жены его, графини Софьи Михайловны (урожденной графини Виельгорской), чем у него, потому что он то и дело уезжал в Петербург, где состоял на какой-то службе, кажется по тюремному ведомству.
Но мы с ним все-таки ладили. Я был к тому времени довольно уже обстрелянный "студиозус", любящий поспорить и отстоять свое мнение.
Как писатель тогдашний граф Соллогуб уже мало "импонировал" мне, как говорят в таких случаях. Не один я находил уже, что он разменялся на мелкие деньги. Его либеральная комедия "Чиновник" совсем меня не обманула ни в "цивическом" (гражданском), ни в художественном смысле. И в первый же вечер, когда граф (еще в первую зиму) пригласил к себе слушать действие какой-то новой двухактной пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для нее), студиозус, уже мечтавший тогда о дороге писателя, позволил себе довольно-таки сильную атаку и на замысел пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
И со мною согласилась прежде всех остальных слушателей сама графиня. Автор не обиделся, по крайней мере не выказал никакого "генеральства", почти не возражал и вскоре потом говорил нашим общим знакомым, что он пьесу доканчивать не будет, ссылаясь и на мои замечания.
От такого критического успеха я не возгордился.
И граф не стал вовсе избегать разговоров со мною. Напротив, от него я услыхал -- за два сезона, особенно в Карлове -- целую серию рассказов из его воспоминаний о Пушкине, которого он хорошо знал, Одоевском, Тургеневе, Григоровиче, Островском.
Он действительно был первый петербургский литератор, у которого Островский прочел комедию "Свои люди -- сочтемся!". И он искренно ценил его талант и значение как создателя бытового русского театра.
Свободное копирование
