Вышло новое постановление о кооперативных квартирах. Если до 1967 года покупатели квартир оплачивали только полезную площадь, то с июля 1967 года покупатели должны были оплачивать и те метры площади, которые приходились на кухню, ванную, санузел и т.п., так что квартиры сразу сильно подорожали. Потребовали дополнительные взносы. Многие, не имевшие лишних денег, стали выходить из кооператива, отказываясь от подорожавших квартир, забирая назад прежние денежные взносы. Строительство должно было продолжаться, правление кооператива стало искать новых покупателей. Вот тут-то и вспомнили про отца моего, профессора Пестова, которому прежде сами возвратили документы, требуя развода его дочери с мужем-священником. Папу вызвали в правление и научили сами, как писать в документах о семье: «Вступайте в кооператив Вы с супругой, а дочери оставьте старую квартиру. Ни словом не упоминайте о муже дочери, как будто его совсем нет. В паспорте у Вашей дочери записано много детей, так что старую трехкомнатную квартиру мы можем оставить на имя Соколовой Н.Н. Ведь Вам важно получить добавочную площадь? Вносите деньги, покупайте метры. А уж как вы в дальнейшем расселитесь по двум квартирам — это ваше семейное дело, нас оно не касается».
Папа поблагодарил за совет. Он попросил четырехкомнатную квартиру, намереваясь поселить в ней вместе с собой и бабушкой двух старших внуков. Пришли к общему согласию. Я с отцом поехала посмотреть дом и район, где он строится.
К своему удивлению я обнаружила длинную стройку уже в три этажа, как я и видела во сне. В октябре мы уже получили ордер на квартиру. Мы поехали смотреть ее с батюшкой и всеми детьми. Грязь в туалете и ванной не затмила нашей радости. Мы энергично взялись за совки, ведра, щетки, которые намеренно привезли с собой. Главное, отопление было уже включено, на кухне горел газ, в воде нужды не было. Отмыв раковины, полы и окна, мы пустились в обратный путь.
Уже стемнело. Вокруг дома была непролазная грязь, трудно было найти дорожку к автобусу. Но мое сердце ликовало: «Скоро я перестану таскать дрова и уголь, всю ночь смогу спать и не думать об отоплении!». А мой батюшка был мрачен. Он не хотел, чтобы мы все оставляли гребневский дом и переезжали в Москву. Но трое старших детей с сентября месяца уже жили в Москве у наших старичков. Сам батюшка тоже под праздники часто ночевал при храме, где ему (наконец-то!) выделили уголок. В Гребневе жила одна я с Любой и Федей. Да, батюшка мой еще не знал, как я тяжело болею. На мою постоянную слабость и белый цвет кожи он не обращал внимания.
Свободное копирование
