А к осени 1954 года я снова собиралась в Москву, снова надо было ложиться в роддом. Намучилась я так с тремя маленькими, что еле до мамы доехала — легла и не вставала десять дней, так как врач дала направление тут же ехать рожать. А я знала, что еще месяц до родов. И вот, благодаря уходу за мной моей дорогой мамочки я смогла выносить все девять месяцев четвертого ребенка. Тяжело бабушке было: четыре года Коле, три года Симе, а Кате доходил второй годик.
Нянька в Москву с нами не поехала, все хозяйство и дети — на бабушке, а я лежу без движения. Но через десять дней я встала, даже гулять с детьми выходила. Тут принесли нам в дом огромного пупса (куклу). Его одели в распашонки, приготовленные будущему ребенку, посадили пупса за детский столик. Коленька сказал: «Вот и купили мы себе Феденьку, теперь маме не нужно будет за ним в роддом от нас уезжать». И радость была у детей велика. Напрасно мы объясняли, что Феденька этот — кукла, а мама привезет живого ребеночка. Смысл слов не доходил до детей, они говорили: «Нам и этот малыш хорош».
Однако я уехала, а вернулась в день рождения Катеньки, будто в подарок ей привезла сестричку Любочку. Роды в этот раз были благополучными, потому что чудотворная икона Богоматери была у нас дома. Лампада горела пред ней, все молились усердно. Коленька особенно радовался появлению сестрички. Слыша, как она чихает и пищит, он кричал: «Живая! Живая! Не такая, как кукла!». За обедом Коля выскочил из-за стола и побежал в комнату, где поперек кровати лежала Любочка. Я пошла за ним и увидела: Коля уже размотал пеленки и тащил новорожденную за ножки.
— Что ты делаешь? — вступилась я.
— Я хочу сестричку с нами за стол посадить, — сказал малыш, — ведь ты же, мама, говорила, что ребенок живой, будет кушать...
Свободное копирование
