Кривошеин сидел мрачный. Я его утешал. Указывал на то, что для дела такой исход лучше, чем постепенный развал тыла, зимовка и голодовка в отрезанном от мира Крыму. Невозможное экономическое положение все равно создало бы осложнения, растравляемые постоянной угрозой прорыва позиций.
Толстой долго отсутствовал. Привез любезный ответ адмирала Гоппа, что он примет Кривошеина и его спутников, снимается же судно с якоря в полночь. Одновременно выяснилось, что это не миноносец "Сераф" и не "Серапис", а крейсер "Кентавр"9.
Мы на автомобиле выехали на Графскую пристань. Выехали туда зря. Нас было четверо: Кривошеий, его сын Игорь, И.И. Тхоржевский и я. На Графской пристани катера главнокомандующего не оказалось. Сели во французскую моторную лодку, поддерживавшую связь с другой стороной бухты. Исколесили всю бухту, но "Кентавра" не нашли. Француз-офицер уверял, что "Кентавр" ушел днем.
Вернулись на Графскую пристань. Игорь Кривошеий пошел во дворец за разъяснениями. Оказалось, что катер ждет нас на "минной" пристани. Катер, действительно, там нас ждал. Отвалили. До полуночи оставалось всего четверть часа.
"Кентавр" стоял в Стрелецкой бухте за Херсоне-сом. Катер шел полным ходом. Из трубы вырывались искры и пламя. Бухта и берега были погружены во мрак.
Вдруг вырисовался в темноте крейсер, сиявший электрическими огнями. Освещение военных судов напоминает иллюминацию.
У трапа Кривошеина встретил адмирал со штабом. Нас провели к адмиралу в салон, где горел огонь в печке-камине. Когда мы уселись в мягкие кресла и протянули ноги к огню, нервы стали разматываться и приходить в норму. Кривошеий спал на диване одетый. Мы с Тхоржевским - в креслах. Я сразу заснул. Ночью проснулся. Крейсер шел. Мы оставили Россию, на этот раз надолго.
