12 июля 1945 года мне исполнилось 20 лет. Я был признан инвалидом войны 1 группы, у меня не было никакой профессии, кроме убивать, пенсию я получал нищенскую что-то около 30 рублей, на работу устроиться не мог. Через каждые три месяца я должен был проходить медицинскую перекомиссию. Врачи должны были выявить, не отросло ли у меня правое легкое, чтобы снять с меня группу инвалидности. Правда, Валька уже начал работать, а мама, используя свои старые связи, стала петь в церкви в храме Ильи Обыденного у метро «Кропоткинская». Голодная смерть нам не грозила.
Тетя Надя посоветовала мне пойти учиться в училище имени Гнесиных по классу ударных инструментов, т.е. быть барабанщиком в оркестре. Класс ударных инструментов вел знаменитый джазист чех Лаци Олах. Он мне сказал, что из меня получится классный джазовый барабанщик, потому что я обладаю редким слухом и уникальным чувством ритма. Я старался вовсю. Дома по три - четыре часа с барабанными палочками упражнял кисти рук. У меня пуки должны быть как шарниры, чтобы исполнять сложнейшие трели. Лаци Олах хвалил меня за упорство и сказал, после года учебы я могу, зная ноты, играть в профессиональном оркестре и джазе, ибо у меня природное дарование. Я познакомился с ребятами из эстрадных оркестров, которые играли в ресторанах и, надо сказать, неплохо зарабатывали.
Но, а это всегда бывает в жизни, когда не везет, решением партии и правительстве джазы запретили, и не только джазы, как таковые, но и джазовую музыку. В кабаках разрешили исполнять только «Калинку-малинку», т.е. так называемую русско-народную попсу, которую я слушать не мог. Я бросил «Гнесенку» и опять не знал, чем заняться.
И тут снова помогла тетя Надя. Ее дочь Наташа работала осветителем. Она меня устроила в Московский театр имени Ермоловой, в маленький оркестр, который сопровождал спектакли. Барабанщик в том оркестре был почти не нужен. Так я очутился за кулисами театрального мира, узнал всю «кухню», завязал знакомство с актерами.
Например, мы были дружны со знаменитым Вициным, который прославил себя в глупых комедиях Гайдая вместе с Никулиным и Моргуновым.
Мне посчастливилось подружиться с актрисой Вероникой Полонской. В то время она была женой Яншина. Маяковский умолял ее выйти за него замуж. В день самоубийства она была у него в гостях. Спешила на репетицию в театр, и не соглашалась остаться и еще побыть с Маяковским. И, несмотря на уговоры, ушла. И только она закрыла дверь, как раздался выстрел. Она вбежала в комнату, но поэт уже был мертв. Он стрелял себе в сердце. После гибели поэта ее еще долго таскали в ГПУ. Можно было много еще рассказать об этом периоде моей жизни, который оставил значительный след в моем сознании и становлении моей личности. Встречи с интересными людьми, разговоры на возвышенные темы (это говорю без всякой иронии), о музыке, о творчестве различных драматургов, о поэзии, об актерском мастерстве.
И по сей день существует заблуждение, что актеры - недалекие люди, малоинтеллигентные, легкомысленные, склонные к пороку. Почитайте сегодняшнюю желтую прессу. Пишут только, кто с кем живет, кто кого бросил, кто какой ориентации и прочую грязь, увиденную в замочную скважину. Увы! Таков человек. Вероятно, мне повезло. Я встречался с интересными людьми.