В Смоленске на вокзале нас встретил папа. Но, боже мой, какой у него был вид! Вместо красивого, элегантного, одетого с иголочки джентльмена перед нами предстал какой-то мужичок в сборчатой шубе, в войлочных сапогах, на голове что-то меховое… А я и не знала, что, кроме шляп и цилиндров, существуют ушанки и папахи. Я многого тогда не знала, например, что войлочные сапоги – это валенки, что, кроме них, носят ещё и лапти. Да что там ушанки и валенки, я русского языка не знала! Дома мы всегда говорили по-английски или по-немецки, по-русски родители говорили только тогда, когда не хотели, чтобы мы, дети, знали, о чём идёт речь. Правда, с русскими они говорили по-русски, и иногда какое-нибудь слово запоминалось, но значения его я не понимала. Помню, однажды я спросила у родителей, что такое «нибронок». Родители ломали голову, но ответа не находили. Были подняты на ноги все русские, проживающие в Берлине, вплоть до дипкорпуса! Все пожимали плечами, пока кто-то вдруг робко не предположил: «может быть, она имеет в виду – ребёнок». Все с облегчением вздохнули, а я успокоилась, узнав, что «нибронок» это «кинд».
Сейчас, когда в Россию приезжают многие «бывшие», как их тогда называли, я узнаю, что они на чужбине старались сохранить обычаи и язык, обучали ему своих детей и даже внуков. Я не знаю, почему нас не учили русскому. Может быть, потому, что когда мы родились, родители успели прожить в Англии уже больше 5 лет, и у них не было ностальгии по всему русскому. Может быть, потому, что они были евреи, хотя не знали ни слова по-еврейски, не соблюдали праздников, обычаев они вообще не знали, они были очень далеки от иудаизма. А может быть, потому что вообще не собирались вернуться. Я до сих пор не могу понять, что заставило их вернуться. Любовь к Родине? Или желание изведать что-то новое, необычное? Последнего они, да и мы, их дети, изведали сполна!
Возле вокзала никаких машин или такси, естественно, не было. Папа усадил нас в сани, запряжённые лошадью, багаж сложили в другие сани – розвальни, и мы поехали домой. Дом, в котором жили наши незнакомые родственники, был деревянный, двухэтажный, с тёмной скрипучей лестницей. Семья занимала весь второй этаж, т. к. народу было много. Встретили нас очень радушно и гостеприимно, но это гостеприимство длилось недолго. Бабушка невзлюбила маму за её независимый характер, а мама, привыкшая к английскому порядку и немецкой аккуратности, не могла переносить весь этот гвалт и беспорядок, царившие в доме. К тому же, мы были довольно большой обузой для них, ведь родители не работали, деньги папа добывал, сдавая в ломбард одну за другой мамины чудесные заграничные вещи. Мы их потом так и не выкупили.