Первая тетрадь - 21

12 мая 1915 года, Тула

     Сейчас я у Саши в Туле. Наконец исполнилась моя давнишняя мечта - я уехала из Скопина. Сейчас семь часов вечера, Саша разговаривает с Катей, а я пишу. Ехали в вагоне долго, с восьми утра до пяти вечера. Сколько новых впечатлений, личностей! Хотя под конец с нетерпением ждала Тулы. Да еще Катя страшно устала и стала капризничать. Наконец и Тула, я выскакиваю из вагона. Навстречу Саша, поцелуи, вопросы, и едем в больницу. Комната у Саши хорошенькая, очень высокая. Писать больше некогда, Саша обо всем спрашивает. Как хорошо!

      8 часов вечера

     Сейчас только что были в ванной комнате. Большое светлое помещение, а в нем три ванны. Их наполнили водой. Катя плещется в ванне, как утенок, и все смеется, а смех гулко раздается в высокой комнате. Как приятно сидеть в теплой воде и думать о всякой всячине! После ванны был ужин, а за ним чай. Какой обильный и вкусный стол! Обеда нам хватает на троих вполне. Первое блюдо горячее, второе жаркое, а третье что-нибудь сладкое.

     13 мая 1915 года, Тула

     Саша ушла к своим больным, а мы с Катей тихо сидим в ее комнате. Рядом с Сашиной комнатой перевязочная, так что то и дело шныряют доктора, а им на глаза попадаться не стоит. За перевязочной комнатой - большая-большая комната с ранеными. Раненые в халатах, а кто и в одном белье, ходят по коридору - у кого рука перевязана, у кого нога, а у многих до колена нет ноги, и они на своих костылях прыгают по чугунной лестнице.

      10 часов вечера

     После обеда в три часа мы пошли в парк. До парка очень далеко, это совершенно в другой стороне города. Мы воспользовались этим и осматривали город. Сколько магазинов, какие большие дома! Не то что у нас в Скопине. Только в Туле кривые улицы, а у нас в Скопине улицу видно от одного конца до другого. Парк имени доктора Белоусова. По инициативе этого доктора парк был насажен. Парк очень густой и красивый, по вечерам там бывают гулянья. За парком идет луг, а вдали виднеются трубы заводов. Я с Катей гуляла, а Саша каталась на велосипеде. Она только учится и, конечно, как это бывает, несколько раз здорово упала. Ей к 20 мая надо выучиться кататься хорошо, потому что тогда она будет ездить с доктором. Из парка возвратились очень поздно, страшно устали, хотели идти в театр, да поздно. Был прекрасный лунный вечер. Катю уложили спать, а с Сашей уселись на окно. Напоминает Истье (31). Также перед окнами протекает река Упа, а за рекой оружейный завод. По реке плывут лодки и раздаются песни и гармоника. Мы потушили электричество и наслаждались вечером.

     14 мая 1915 года, Тула

     Сегодня с Сашей были у глазного доктора. Какой красивый доктор! У него вьющиеся волосы с легкою проседью, они красиво обрамляют лицо, и прядь падает на лоб, что очень красит его. Глаза зеленые, светлые и такие приятные, что так и смотреть бы в них. А ведь в иные глаза посмотришь - или жуть берет, или слишком они нахальны, так что неприятно смотреть. Я думала, что если начинает седеть человек, то он уж стар. Нет, Лазарев (доктор) так красив и так еще молод, а главное, интересен. Легко можно полюбить, и полюбить всеми силами женской души.

     Довольно о докторе, надо поговорить о своих глазах. Доктор нашел, что мои глаза ничего, и прописал очки, в которых я должна ходить всегда. Опять! Опять очки. Как они мне надоели. И главное, всегда носить! Это ужасно... Ведь они не идут мне, да с ними много и забот. Только год я отдохнула, а теперь придется опять за прежнее взяться.

     20 мая 1915 года, Тула

     Опять три дня не писала. Не хотелось, да и некогда было. Утром шила пальто, а вечером ходили в парк, так проходил весь день. Эти три дня я была не в духе. Дело в том, что мы написали Мане в Москву (у нее идут экзамены), чтобы она приехала в Тулу за Катей, так как та страшно скучает. Маня подумала, что мы просто хотим спровадить Катю, чтобы она нам не мешалась, и ответила нам с просьбой немедленно написать, верно ли, что Катя скучает и хочет ли она в Скопин. Письмо пришло 16 мая, в этот день экзамены у Мани кончились, но мы все-таки послали ей письмо с уверениями в нашей искренности, потому что она писала, что приедет в Тулу, когда получит письмо. Но, не дождавшись письма, которое придет в Москву только 18 мая, она, вероятно, уехала в Скопин. Неужели правда она уехала в Скопин?! Теперь пропала вся моя поездка. Мы никуда не можем идти без Кати. В парк мы ее берем, но не можем же мы ее взять в кинематограф или в театр. Так что мне приходится сидеть дома. Однажды ходили в кинематограф, а Катю уложили спать и заперли в комнате. Но, рассудив об этом после, сочли неудобным оставлять одного ребенка. Кто-нибудь может крикнуть - она испугается и мало ли что может случиться. Неужели Маня сделала такую глупость? Нет, мало ей одного письма, не верит, требует правду. Приезжала бы без возражений и вопросов. Эти три дня были для меня днями нетерпеливого ожидания. Услышу грохот колес по мостовой, бегу к окну. Не Маня ли? Иногда досада возьмет, и решишься больше не подходить к окну. Два, три экипажа пропустишь, а потом опять подбежишь. А вдруг Маня? Иногда, будто в насмешку, вместо ожидаемой Мани проедет телега с пулями или с пустыми бутылками. И так три дня беспрерывного ожидания и волнения. Я теперь вполне поняла нетерпеливое ожидание возлюбленной или возлюбленного. Это замирание сердца, тихий радостный трепет - 'не она ли?' А потом горькое разочарование.

     21 мая 1915 года, Тула

     Сегодня получили письмо от Мани из Скопина, она уже два дня там. Пишет: 'Не приехала в Тулу, потому что не получила ответа на письмо'. Конечно, так я и знала, что она не дождется письма. Вероятно, вскоре придется в Скопин отправляться вместе с Катериночкой.

      Вечером я с Катей пошла в 'кремлевский сад', но нас не пустили, потому что с детьми можно ходить только до шести вечера, а мы пошли в семь. И здесь Катя является нам помехой. Ни в театр, ни в сад с ней нельзя. Остается только одно: сидеть дома. Но ведь я дома и в Скопине насижусь, там поневоле будешь сидеть, а здесь есть возможность пооживленней провести время, и всему мешает Катя.