Мы хотим остаться партией неимущих, а деньги потихоньку становятся сильнее всего, деньги портят все — и однако вместе с тем везде возрождается жизнь. Менее чем за пять лет свобода торговли произвела настоящее чудо. Больше нет голода, шальная радость жизни поднимается вокруг нас, переливается через край, и самое худшее — ощущение, что можно легко пойти ко дну. Страна — огромный выздоравливающий организм, мы — плоть от плоти его, мы видим высыпающие гнойники. Будучи председателем жилищного кооператива, я веду изнурительную войну: то в нашем обуржуазившемся доме нужно выбить бывшую комнату прислуги какой-нибудь студентке; то смета, которую мне показывает прораб, полностью подделана, но очень нужно, чтобы я ее подписал. Один наш жилец обогащается на глазах, перепродавая по завышенной цене ткани, которые обобществленные фабрики продают ему по дешевке, их низкая себестоимость — следствие заниженной зарплаты. Объяснение: дефицит промышленных товаров оценивается в 400 миллионов рублей. Рабочие из убогих жилищ идут прямо в кабак; домохозяйки квартала Краснопутиловского завода спрашивают парткомы, нельзя ли найти способ выдавать им часть зарплаты мужей-пьяниц... В день получки мертвецки пьяные пролетарии валяются на тротуарах, а то хулиганят, изрыгая матерщину. Меня с ненавистью обзывают «интеллигентом очкастым». Комитет помощи детям заправляет Владимирским клубом, гнусным притоном. На моих глазах там сбросили с лестницы избитую женщину в растерзанной одежде. Заведующий вышел мне навстречу и спокойно сказал: «Чем вы возмущаетесь? Это всего лишь шлюха! Вас бы на мое место!» Он коммунист, этот заведующий, мы состоим с ним в одной партии.
Торговля немного оживляет общество, и это самая нечестная торговля на свете. Розничная торговля, то есть распределение промышленных товаров, проходит через частные предприятия, которые потеснили кооперацию и государственную торговлю. Откуда возникли эти капиталы, которых не было еще пять лет тому назад? Путем воровства, жульнических спекуляций и хитроумнейших махинаций. Торгаши создают кооператив, существующий только на бумаге; дают взятки чиновникам, чтобы получить кредиты, сырье, заказы. Вчера у них не было ничего, социалистическое государство снабдило их всем на льготных условиях, потому что контракты, договоры, заказы — все извращено коррупцией. Начало положено, и они действуют повсюду, стремясь стать посредниками между обобществленной промышленностью и потребителем. Они удваивают цены. Советская торговля, вследствие упадка нашей промышленности, стала полем деятельности для тучи хищников, в которых хорошо просматриваются самые жестокие и сметливые капиталисты завтрашнего дня. В этом отношении нэп, бесспорно, является поражением. Прокуроры, начиная с Крыленко, тратят время на напрасную организацию процессов против спекулянтов. В Ленинграде в центре всех дел о взяточничестве и спекуляции находится помятый, рыжеватый и словоохотливый человечек по фамилии Пляцкий. Этот бальзаковский «нувориш» создал множество предприятий, купил чиновников во всех канцеляриях, и его не расстреливают, потому что, в сущности, нуждаются в нем; многое крутится благодаря ему. Нэп становится игрой в поддавки. То же самое в деревне. Одно лишь овцеводство на юге породило настоящих советских миллионеров, бывших красных партизан, дочери которых населяют самые красивые здравницы Крыма, а сыновья делают крупные ставки в казино.