Дневник - 28

   22 Mai.

   Maman est toujours encore malade. Dimanche passé on n'a point reèu de dames, mais aussi la soirée composée d'hommes seulement a fait qu'elle était bien agréable. Kraevsky, qui est presque fou de ce qu'on l'a reèu au Collège des Affaires Etrangères y était. Je le nomme le premier car excepté lui et Stoll, le peintre de fleurs, je ne connais personne qui m'ennuie d'avantage. Si K suppose, que ses boutons blancs sont un pas vers ma faveur -- il se trompe, car ni boutons blancs, jaunes, verts, gris, rouges, ne me feront jamais changer d'avis.

   Kiceleff est venu un peu après l'arrivée des Meendorff, Titoff, Ficher et Welhorsky. Il s'est assis à côté de moi et moi, ayant adressé la parole au comte, ce dernier a changé de place et est venu se mettre à côté de lui. Après avoir parlé quelque temps, je dis en riant à Kice: "Вы не на своем месте сидите", car Mme Wacilevsky était à ma gauche. Sans attendre le reste de ma phrase, la moutarde monte au nez de Monseigneur et comme une raquette il prend feu et vat s'asseoir vis-à-vis. J'aurais ri de bon coeur à cette boutade, mais le comte en a profité pour se placer à côté de moi et pour ne plus me quitter d'un moment. K a put croire, que j'ai dit cela expret, pour qu'il cède sa place au comte et pour rien au monde je ne veux pas, qu'il ait cette idée, car dans le moment je n'y pensais même pas. Après la plupart du monde s'est en allé et il n'est resté que Meendorff, Titoff et le comte et jusqu'à 12 nous avons parlé de littérature.

   (<Среда> 22 мая. <1829>

   Маменька все еще нездорова. В прошлое воскресенье у нас не было дам, но вечер, на котором присутствовали лишь мужчины, был весьма приятен. Был Краевский, который безумно рад тому, что его приняли в Коллегию иностранных дел. Я называю его первым, потому что кроме него и Штоля, художника-флориста[1], я не знаю никого, кто наводил бы на меня такую скуку. Если К<раевский> предполагает, что белые пуговицы[2] помогут ему добиться моего расположения, то он ошибается, ибо ни белые, ни желтые, ни зеленые, ни серые, ни красные пуговицы не заставят меня переменить мнение.

   Киселев пришел немного позднее Мейендорфов, Титова, Фишера[3] и Виельгорского. Он уселся возле меня, но, поскольку я заговорила с графом Виельгорским, последний сел возле него. После недолгого разговора я сказала Кисе<леву> смеясь: "Вы не на своем месте сидите", так как г-жа Василевская была слева от меня. Не дослушав конца моей фразы, кровь приливает к лицу его высокоблагородия, он вспыхивает как бенгальский огонь и усаживается напротив. Я охотно посмеялась бы над его обидчивостью, но граф воспользовался ею, сел возле меня и не покидал меня ни на минуту. К<иселев> мог подумать, что я сказала это намеренно, с тем, чтобы он уступил свое место графу, и уж менее всего я заинтересована в том, чтобы у него сложилось такое впечатление, ибо мне это и в голову не приходило.

   Затем почти все ушли. Оставались лишь Мейендорф, Титов и граф, и до 12 мы проговорили о литературе.)