Когда я перешел работать в 85 корпус, помимо слесарей, которых добровольно передавали механики других цехов, мне дали право подобрать несколько человек по своему усмотрению и, естественно, с их согласия. Но я пригласил к себе только Петра Черноскутова, которого поставил бригадиром слесарей насосно-аккумуляторной станции. Но об этом позднее.
Рядом со входом в насосно-аккумуляторную станцию стоял двухстоечный пресс, на станине которого было название фирмы "Вейнгартен". Пресс кривошипный и по моим подсчетам мог развивать усилие 180 тонн. Его использовал цех ширпотреб для чеканки рисунка на ручке алюминиевой ложки. На прессе работали два рабочих: один укладывал на штамп заготовку, другой извлекал ложки. По другую сторону от входа в насосно-аккумуляторную станцию стояла сатураторная будка, в которой ручным способом в барабане газировали воду. И вот однажды прибегают к нам в кабинет на третий этаж с сообщением, что на прессе авария. Мы с Шимко быстро спустились в цех и обнаружили, что авария произошла не на прессе, а на задвижке трубопровода высокого давления - 220 атм, подающей эмульсию от насосно-аккумулятоной станции к небольшому гидравлическому прессу усилием 160 тонн. Трубопровод проходил по подземным каналам перекрытым стальными щитами. У задвижки сорвало болты крепления верхней части и струя эмульсии, под давлением 220 атм, подняла вместе со щитом стопку алюминиевого листа высотой около метра, бросила за 10 метров на центральный проход, ударила в стену, отразилась от нее, прошла между стойками пресса, сбила со стула рабочего закладывавшего заготовку и отбросила его метров за 8, к сатураторной будке. Когда мы подбежали, рабочие стропили стопку листа и сказали, что наверное под ней раздавлен рабочий, который извлекал ложку после чеканки. Когда подняли листы, под ними ничего не оказалось, даже "мокрого места". Шимко послал искать этого рабочего в душевую, сказав, что однажды такое уже было, когда на прессе 5000 тонн, не выпустили из системы весь воздух и подали высокое давление. Главный ползун прыгнул, как молот и пропал слесарь, который работал по другую сторону от пресса. Его обнаружили только в конце смены в душевой. Как он там оказался, он сам рассказать не смог. Предположение Шимко оказалось верным. Кратковременный выброс эмульсии - падение давления в трубопроводе, вызвал перекрытие автоматического клапана в насосно-аккумуляторной станции. Таким образом, мы впервые убедились в надежности работы автоматического запорного клапана. Хорошо, что это неожиданное для нас испытание закончилось только испугом одного рабочего и синяками другого.
В конце 1956 года меня все же выбрали комсоргом цеха. Я поставил условие, что буду неосвобожденным, как предшествующие, которые иногда появлялись в цехе, для того чтобы собрать взносы. Чем они занимались остальное время я не знал и знать не хотел. Оставить у меня в заместителях бывшего освобожденного секретаря я тоже отказался. Если она хочет остаться на комсомольской работе, то только неосвобожденной, т.к. я хотел покончить с шушуканьем в цехе по поводу подснежников (числящихся в бригаде, но неработающих). Мои условия были приняты, а вместо помощника секретаря мы выбрали небольшое бюро, на котором распределили обязанности. Против моей постановки вопроса был секретарь райкома, т.к. он лишился возможности иметь при себе освобожденных, и зависимых от него, секретарей первичных организаций. Нас же теперь не привязывала к себе эта выборная должность, и работали мы теперь не за страх, а за совесть. Мне было бы трудно одолеть сопротивление райкома, но меня очень активно, с критикой работы райкома, поддержало руководство цеха. Насколько я помню, после этих осенних перевыборов, на заводе не осталось освобожденных секретарей первичных организаций. Райкомовцы сначала по старинке пытались собирать нас, по поводу и без повода, в рабочее время. Но ничего из этого у них не получилось, а вскоре и их, обиженных, переизбрали.
К новому 1957 году мы смогли только выпустить свою стенную газету и решить вопрос с председателем профкома и нач. цеха о создании специального фонда для премирования отличившихся комсомольцев. Председатель профкома Николай Филиппов (друзья называли его Филиппок) тоже начинал свою трудовую деятельность с комсоргов и всегда оказывал мне поддержку как моральную, так и материальную (не мне лично, а комсомольцам цеха по моей просьбе). Мы решили, что в приказах о премировании нужно всегда конкретно указывать, за что премируется тот или иной работник.
Стенная газета, написанная по цеховым материалам, вызвала живой интерес, и не только своим содержанием и оформлением, но и тем, что мы вывесили ее не в "Красном уголке", куда редко кто заходил, а около столовой. И сразу же появились добровольные корреспонденты. Но были и казусы. В одной из газет мы очень доброжелательно отозвались о работе службы механика и рядом с фамилиями (а во всех заметках мы всегда называли конкретных лиц, а не в целом о том или ином участке) ставили инициалы. И вот рядом с фамилией Гениатуллина мы, естественно, написали И.Г. (Ибрагим Гелазович), а не Володя, как все его называли. И он устроил мне скандал, заявляя, что я специально так написал, чтобы подчеркнуть, что он татарин. Как я не объяснял ему, что мы не могли в газете писать Володя, все-таки это печатный орган, он долго таил на меня обиду.
Удивительное свойство человеческой памяти. Сегодня 21 марта 1995 года, а я погружаясь в события сорокалетней давности, как бы прокрутил назад пленку, настолько ясно вспоминается прошлое. Давно забытые лица, имена, фамилии и даже незначительные события вдруг всплывают в памяти не как в прошлом, а как будто я вернулся в те дни, настолько все живо и осязаемо. Я начал писать эти записки по просьбе Максима. Он перед сном всегда просит меня рассказать что-нибудь "когда ты был маленький" или "когда папа был маленький". Началось с этого, а теперь из меня прет и не могу остановиться. Думаю, что эти записки интересны только для меня. Они как исповедь о прожитых годах.
Задолго до 8 марта я решил, что нужно как-то встряхнуть весь коллектив цеха. А к этому времени к нашему цеху присоединили, постоянно не выполняющий план цех ширпотреб во главе с его начальником Степановым и большим молодежным коллективом. В этом цехе работал сварщиком молодой парень, Николай, который однажды во время перерыва на обед вечерней смены, зашел ко мне в кабинет, где я в это время на цехкомовском баяне неуклюже подбирал мелодию песни "Одинокая гармонь". Он послушал и спросил, можно ли ему попробовать. И с этого момента началось.
Он прекрасно играл на баяне. И я хотел, чтобы он выступил на концерте в честь 8 марта. Но оказалось, что он хорошо играл не только на баяне, но и на балалайке, гитаре и др. струнных инструментах. И он предложил мне попробовать достать инструменты для струнного оркестра. Я к Филиппову. А он мне говорит, что давным давно завком подарил инструменты струнного оркестра цеху №2, но он не разу не слышал, чтобы он там использовался и предложил мне узнать его судьбу. Оказалось, что это полный домровый оркестр и валяются инструменты в какой-то кладовке. Мне долго не хотели его показывать. Наконец, когда я его увидел оказалось, что часть инструментов сгорела или испорчена огнем. Кто-то из хулиганских целей, по-варварски жег домры. Меня просили только не говорить, что инструменты горели, но с большим трудом, через завком, партком и комитет ВЛКСМ мне удалось забрать оставшиеся инструменты к себе в цех. Николай уже набрал небольшую группу ребят и девчат умеющих играть на струнных инструментах и они занялись репетициями. Но оказалось, что нужен контрабасист. Найти его в цехе не смогли, и Николай предложил мне встать за контрабас. Эта огромная балалайка выше меня ростом. И я сказал: "Раз так надо Родине - учите!". И вот репетиции начались каждый день. В цехе прослышали о наших подготовках к 8 марта. Обнаружилось, что целая бригада молодых девчат из того же цеха ширпотреб прекрасно танцуют народные танцы и пляски. Художественным руководителем нашей самодеятельности стал Николай.
Однажды ко мне подходят "бабули" (тогда они мне казались бабулями, хотя им было по 40-50 лет) и говорят, что они тоже хотят петь. Я их направил к Николаю и дело пошло. Он аккомпанировал им, то на домре, то на баяне. Почему-то с баяном он не очень хотел выходить на сцену.
А я решил организовать еще одно дело - лотерею. Это оказалось очень сложным делом. Сначала Разживин отговаривал меня не связываться с деньгами. Я ездил в разные финансовые и юридические организации и везде получал диаметрально противоположные ответы. Лотерею мы решили делать беспроигрышную. Цена билета 1 рубль. А выигрыши разной стоимости - от нескольких копеек до нескольких рублей. Я написал 500 билетов. На каждом стояла цена 1 рубль и моя подпись.
Билеты раскупили в один день и тут начались атаки на меня. Требовали еще билеты. А те, кто дал негласное добро на проведение лотереи, просили ограничить размер полученных от продажи билетов суммы пятьюстами рублями. Но делать было нечего и, чтобы избежать скандала со стороны жаждущих получить билеты, я сделал еще 500 штук. Очень сложным, оказалось, продумать, а самое главное провести саму процедуру розыгрыша. Но все остались довольны, организованным праздником.
1957 год - год всемирного Фестиваля молодежи и студентов в Москве. Кандидатуры готовились в Горкоме ВЛКСМ и утверждались ГК КПСС. Я с большим трудом добился, чтобы одна из участниц самодеятельности, Юля, читавшая под Рину Зеленую детские рассказы, была включена в список. Требовались абсолютно жесткие анкетные данные: возраст, пол, семейное положение и пр. пр. Мне повезло, что в списке должна была быть и не член ВЛКСМ. Вот Юля и подходила по всем требованиям анкеты, в то время как большинство молодежи состояла в рядах ВЛКСМ. Не член ВЛКСМ казался "белой вороной" в молодежном коллективе. В память об этой эпопее у меня остался вкладыш в права мотоциклиста с вырезанным номером в талоне предупреждений за превышение скорости. Я опаздывал в ГК ВЛКСМ, т.к. мне позвонили, чтобы я срочно привез очередную характеристику на Юлю. А наша мамулик-бабуля без всяких характеристик и утверждений в ГК была "дикарем" на этом фестивале. Она ведь начинала учебу в Московском Институте стали им. Сталина (МИСиС), а окончила Московский Институт стали и сплавов (МИСиС). Наш Андрей тоже окончил первый курс этого института.
