Несколько лет моего детства было измучено аскорбиновой кислотой. Как это произошло? Сейчас расскажу.
Вообще-то все началось с уксуса и желудочного сока.
Как-то раз, моя мать, будучи в командировке в некой воинской части зашла в офицерскую столовую, где все места были заняты, кроме полковничьего столика, где в одиночестве обедал начальник этой воинской части. Вполне естественно, что он пригласил молодую женщину за свой столик. За обедом они о чем-то разговорились и мать заметила, что он подливает себе в мясо прозрачную жидкость. Да! В свои двадцать с небольшим лет моя мать никогда не видела уксусника. В нашей семье в те годы была только солонка в виде маленькой пиалки, где лежала соль. Не было даже солонки с дырочками. Но это было очень и очень здорово, потому что в иных семьях соль насыпали маленьким холмиком на кусок газетки, а несъеденную после обеда высыпали обратно в банку.
Ну вот и объяснил ей полковник, что с уксусом обедать намного легче, поскольку мясо тяжело переваривается и прочая и прочая. Мать это запомнила и через много лет проверила это на мне. Дело в том, что я плохо ел, а после съеденного у меня всегда было тяжело на желудке. Чтобы избавить меня от этого, мать вместо того, чтобы сократить мой рацион, стала заставлять меня пить желудочный сок. До сих пор помню большую поллитровую бутылку с резиновой крышкой в которой находилась эта гадость. Пах желудочный сок откровенной блевотиной с привкусом соляной кислоты. Выпить его из стаканчика я не мог – меня рвало. Тогда мать отыскала соломину для коктейля и стала потчевать меня желудочным соком понемногу в течение всего обеда. После такого мучения у меня во рту часа два сохранялся металлический привкус и на душе было так муторно, что я порою не мог делать домашние задания.
Это очень сильно испугало мать (ведь она мечтала о вундеркинде) поэтому, когда я выпив одну бутылку этого дерьма, сказал, что никогда пить желудочный сок не буду и вылил новокупленную бутылку в унитаз, мать поругалась немного и успокоилась. Я обрадовался, думая, что моим мучениям конец. Однако это было не так. Она нашла желудочный сок в таблетках! Проглатывать его было легче, чем пить кислую жидкость, но результаты приема были самые неожиданные. Я стал жрать как буйвол! Сколько бы я не съедал мне еще и еще хотелось есть. Даже, когда я с трудом продыхивал от обжорства, мне все равно хотелось есть. Ужасное, ни с чем не сравнимое перманентное чувство голода. Голода, который сосет под ложечкой. Голода, который захватывает все твои мысли и чувства, не давая думать ни о чем, кроме еды. Наверное так страдали голодающие в поволжье, но они были действительно голодные! А я был набит едой до отвала!
Результаты чудесных таблеток не замедлились сказаться – я стал жиреть на глазах, как надуваемый воздушный шарик. Физкультурой я уже совсем не мог заниматься. Существует общая фотография класса, на которой я, стоя в самом последнем, верхнем ряду, возвышаюсь над всеми как какой-то призрак – огромный и ужасный. Не знаю – наверное меня бы хватил апоплексический удар от обжорства, но мать вовремя спохватилась и перестала меня мучать желудочным соком, потому что она нашла новую панацею от всех болезней – аскорбиновую кислоту.
В те годы было очень модно выписывать журналы. Думаю по той причине, что на них было ограничение. На подписку выстраивались очереди, на работах подписки на журналы разыгрывали между сотрудниками. Создавался определенный ажиотаж вокруг печатной продукции, поэтому журналы выписывали и читали все, даже, если им это было неинтересно и ненужно. Светской жизни и моды в печати тогда не существовало, оставалось только искусство и наука. Более-менее хорошие журналы, вроде «Огонька», где кстати в каждом номере печатались картины русских и зарубежных художников, пусть в плохом качестве, но – печатались, или «Иностранной литературы» с «Юностью» вместе, доставались руководящему составу (благодарные сотрудники с радостью уступали свою подписку партийному начальству), а простым инженерам оставалась всякая попсуха, типа «Наука и жизнь», «Знание-сила» и им подобных, которых читать было бы грех, если бы не печатаемые в них фантастические рассказы. Сейчас, просматривая на экране подшивки старых журналов, я вижу, что рассказов на самом деле было очень и очень мало, но насколько же нам казалось это «много» в условиях коммунистического информационного голода.
И вот, в 1965 году появился совершенно новый журнал «Химия и жизнь» и , поскольку он был никому не известен, на него желающих не было и мать подписалась на него. Меня он поразил прежде всего нестандартными иллюстрациями и непривычным форматом. Был он какой-то тетрадный и хотя строчки получались длиннее, но иллюстрации располагались лучше. Потом в середине 1970-х он стал какой-то куценький, а тогда – широкая, мягкая страница. И бумага - желтая. Не знаю кому что, а мне желтая бумага нравится больше, чем белая – не та слепит глаза.
А матери этот журнал понравился настолько, что она читала его от корки до корки. Я же смотрел только картинки и всякие «литературные страницы», где публиковались рассказы, фантастика или стихи. И еще я любил читать там разные новости, потому, что они очень отличались от официальных «коммунистических» новостей. Там не оплевывалась капиталистическая система, а, наоборот, рассказывалось о том, какие успехи «у них» в химической промышленности, какая лаборатория сделала какое-нибудь открытие и так – в таком тоне. Это была маленькая «лазеечка» под «железным занавесом».
И в этом журнале где-то то ли в 1970 то ли в 1971 году появилась статья о Лайнусе Полинге и витамине «С». Не знаю, что повлияло на мою мать – хорошо написанная статья или страсть к самоизлечению, но она сразу же стала покупать витамин С и советовать его всем подряд. Интересно то, что сама он не спешила проверить его чудодействие на себе – она принялась за меня.
За своей матерью я всю жизнь замечал любовь ко всему, именно, американскому. Даже сейчас она где-то покупает «американский» аспирин и предпочитает его всем остальным лекарствам. Все-таки сказалось то, что она дитя первых пятилеток. В те годы, все основное было построено американцами – теплоцентрали, метрополитен (в котором тогда ходили желто-коричневые Нью-Йоркские вагоны), троллейбус, ЗиС. А уж в году войны, опиваясь американским соевым молоком, которое продавалось без карточек, она, вместе с ним, впитала в себя необыкновенную любовь ко всему американскому.
Меня стали закармливать витамином С от которого у меня до сих пор стоит оскомина во рту. Сорок лет прошло, но, когда я вижу этикетку «витамин С» меня передергивает так, как будто на самом деле я снова ощутил этот отвратительный вкус. Целый год мать пичкала меня этой дрянью, в количествах, которые способны убить не то, что быка, а динозавра. Кулечек «аскорбиновая кислота с глюкозой» в которой десять больших таблеток, она заставляла меня съесть за раз. Через месяц-другой, даже мой, детский, устойчивый к колоссальным нагрузкам, организм стал сдавать. Началась, во-первых, тяжесть в желудке и кишках, а во-вторых, дикая возбудимость. После витамина С я мог носиться как заведенный, что сказалось, прежде всего, на моих оценках, что мать не обрадовало, но и не остановило в скармливании мне этого витамина. К тому же у меня на чалось дикое сердцебиение. Помню, что на каком-то уроке – биологии что ли, мы меряли пульс,. У меня он оказался около 90, что привело училку в ужас. Училка, но не мать, которая успокоила меня, что я просто разволновался. К тому же неприятности с желудком все усиливались и усиливались.
Но сгубить меня ему не удалось. Мои года уже приближались к одиннадцати. Я твердо сказал матери, чтобы она убрала эту гадость или я пойду и напьюсь со старшими ребятами. Когда на нее это не подействовало я смахнул на пол со стола не только «витаминчик», но и все чашки-тарелки, которые стояли на нем. Они, естественно, разбились. Вот это произвело на мать неизгладимое впечателение – она перестала пичкать меня поганым витамином, а стала просить, чтобы я скушал апельсинчик или мандаринчик. Эти фрукты я ненавидил всей душой, но вел себя примерно – не швырял ими в окно или стены, а просто вежливо отказывался. Мать выбрасывала засохшие апельсины (сама эту дрянь не ела), но при случае – покупала новые и все повторялось заново. Но иногда, когда мать уж очень грустила от моего отказа, я клал дольку в рот, улыбался и, втихомолку, пробирался в туалет, чтобы выкинуть ее в туалет.
Свободное копирование
