Вся нация, жители больших и малых городов, как и сельской местности, инстинктивно почувствовали, что война с Германией на многие годы вперед определит политическую судьбу России. Доказательством тому было отношение людей к мобилизации. Учитывая огромные просторы страны, ее результаты произвели внушительное впечатление: лишь 4 процента военнообязанных не прибыли в срок к месту приписки. Другим доказательством явилось неожиданное изменение в умонастроениях промышленного пролетариата. К удивлению и возмущению марксистов и других книжных социалистов, русский рабочий, так же как французский и германский, проявил себя в той же степени патриотом, как и его «классовый враг».
«В начальный период войны, - писал впоследствии один из коммунистических историков, - численно малые силы партии, очутившись в атмосфере равнодушия и даже враждебности, встали на единственно возможный для них путь - путь медленного, но неуклонного привлечения на свою сторону союзников. Эта болезненная работа привела к постепенному преодолению и устранению этого «субъективного заблуждения», [То есть патриотизма.] проявившегося в партийных рядах в начале войны. По мере возрождения и идеологического укрепления это партийное ядро повело неустанную борьбу против патриотических настроений революционных масс».[Очерки по истории Октябрьской революции. С. 203.]
Я понимал, что борьбу, которую мы вели с остатками абсолютизма, можно теперь на время отложить. Мы вступили в сражение с могущественным врагом, который в техническом отношении значительно превосходил нас. В этих условиях надо было сконцентрировать все наши усилия, всю волю народа ради достижения одной цели. Единство страны определялось не только патриотизмом народа, оно также в большой степени определялось внутренней политикой правительства. Массы были готовы проявить добрую волю и не поминать о старом. Такое же желание оставалось проявить и монархии.
По пути в Санкт-Петербург я работал над планом действий на период войны, основанным на примирении царя и народа.
Быть может, то было бесплодным мечтанием, но бывают времена, как в истории страны, так и в жизни отдельных людей, когда их спасение определяется вовсе не логикой и не разумом. Эта вторая война за национальное выживание (первая была в 1812 году) предоставила царю уникальную возможность протянуть руку дружбы народу, обеспечив тем самым победу и упрочение монархии на многие годы.
В манифесте царя по случаю войны с Германией не было недостатка в благородных, патриотических и гуманных эмоциях, но мы нуждались в примирении не на словах, а на деле.