С 1 ноября меня переводят в 6 отряд (уже четвертый перевод за полгода), в 18 бригаду. Это - кирпичное производство, и труд там самый тяжелый.
Из «левого» письма от 13 ноября 1983 года:
«... Меня поставили пока работать “ходошником”. Что это такое? Есть сушильные камеры, в которых сушится кирпич.
В камере, в темноте стоят на длинной линии вагонетки с кирпичом, каждая весом больше тонны. С одной стороны их заталкивают специальным толкателем, с другой стороны выдергивают крючками уже с сухим кирпичом.
Вытаскивать иногда приходится с середины камеры и тащить (вдвоем) за крюки метров 15-20. В камере температура градусов 60-80, вентилятор подает туда из печи горячий воздух, насыщенный газом и пылью.
Из глаз - слезы, из носа - сопли, горло разъедает, в легкие попадает этот газ и пыль - а ты тащишь эти вагонетки из разных камер, одну за другой, в темноте.
Дорога покрыта обломками кирпича, идешь, спотыкаясь. Глоток нормального воздуха - как бальзам.
За смену нужно вытащить около 150 вагонеток. Но самое тяжелое, если вагонетка сойдет с рельс. Это называется “забур”. Нужно брать длинную доску, лезть в камеру и где-то там в темноте, пыли, жаре и угарном газу ставить вагонетку на рельсы. Забуры - каждый день.
В общем, настоящий ад - и никаких перекуров: давай, давай. А в конце смены надо еще успеть замуровать кирпичом камеры, в которых его обжигают, и замазать глиной. Здесь, наоборот, холодно. Так что простудиться - пара пустяков. А ведь люди как-то работают, да и я - уже две недели.
Наверное со временем ко всему можно привыкнуть. У меня пока не очень-то получается: пальцы распухли, мозоли...»
Старые зэки сочувствовали и старались меня опекать, что-то про меня слышали (на промзоне можно было по радио тайком ловить “голоса”). Но идти на конфликт с начальством из-за меня никто не хотел. Бригадира по этому поводу откровенно предупредили.
В санчасти, кстати, мне сообщили, что медицинские ограничения по работе с меня сняты, хотя месяц назад они еще были.
Свободное копирование
