Весной 1943 г. на правом фланге — боевое охранение в камышах. Там, говорят, стояли одно время штрафники. В землянках — талая вода до нар.
Примерно май 1943 г., разведка боем у Лигово. Идет штрафная рота за языком. Рота не наша. Но мы с Тихоновым тянем за ними связь для артобеспечения.
…Окоп перекорежен снарядами. Провода изорваны. Накидана колючая проволока. Вдоль окопа лежит раненый. Просит не наступать на раздробленную ногу, приходится ступать ему на живот. Работаем вдвоем с Колькой Тихоновым.
…Идет офицер, чистенький, из тыла: "Почему не приветствуете?" Колька: "Что-о-о!!?", — и пошел на него, скалясь, как зверь. Тот попятился и схватился за кобуру. Колька, тыча вперед пальцем: "Ложка там у тебя! Ложка! Чтобы жрать!.. Вынь, я тебе горло перегрызу. Ну, вынь, вынь!" Офицер попятился и ушел.
…В окопе стоит пехота. Обстрел. Приходится выскочить наверх, обегать их. Крики: "Эй, связисты, живая смерть! Хохот".
…У асфальтового шоссе переход не прокопан. Перебегаем под пулями. Вяжу порывы. Снова идут снаряды. Кидаюсь в канаву. Там — труп с разорванным животом, стою поперек него мостиком. А сзади — тяжелый удар в шоссе, и поднявшиеся комья молотят в спину.
…Сматываю обрывки, прокладываю новую линию ближе к немцам, почти под окнами занятого ими дома. Там тихо. Туда не бьет ни та, ни другая артиллерия, боясь попасть по своим. Связь работает.
…Рев. Идут в воздухе наши ракеты. Сначала думал — в нас. Первый раз увидел ракеты "Иван — долбай".
…Ротная кухня, видимо штрафной роты, спешит раздать еду кому попало, чтобы быстрей уехать. Заблоцкий, обычно берегущийся, несется с бадьей из жести так, что только палатка развевается.
Бой удачный. Притащили языка, раненого. Был он радистом в Гатчине (подслушивал наши рации, по "почерку" радистов следили за перестановкой частей). Потом — офицерское училище и "практика" на передовой. Здесь и попался.
Помню, уже из другого боя, идет знакомый лейтенант. Нижняя челюсть снесена осколком. Целый язык, как галстук, лежит на шее. Страшные, тоскливые глаза. Встречные сами молчат, жестами показывая ему дорогу.
Был в дивизии снайпер Алоян. Молодой. Убил около двадцати фашистов. Потом — сам попал под пулю: чиркнула по затылку. Умер не сразу. Любили его. Кажется, была рота его имени. Было это под Лиговым. Теперь там городские улицы. Назвали бы хоть одну улицей Алояна.
Вторую годовщину создания дивизии празднуют на вечере в Доме культуры им. Горького.
Танцую с телефонисткой штаба Валей Меньшиковой. Ухаживающий за ней командир дивизии Введенский спросил: "Что за сержантик?" Подходит наш комбат: "Отвяжись, всей батарее хуже будет".
Через год стояли в насыпи у отвилки в аэропорт. Нач. штаба Полянский, немолодой полковник (помню, он играл с ней в шахматы), женился на ней. Потом, отчасти из-за этого, ушел из дивизии… А потом — всплыла его семья, и она осталась одна.
Встретил ее после войны. Студентка филологического. Говорит: "Никому не говори, что я была на фронте. Я и медали спрятала".
Свободное копирование
