Я называю его первым своим спектаклем, хотя думаю, что к этому времени я уже был на каких-нибудь детских или кукольных спектаклях. Наверное, с классом, мы уже ходили на подобные мероприятия. Но «Тартюф» ─ первый спектакль, который я запомнил. Все остальные потонули во мраке беспамятства. Конечно и о «Тартюфе» остались обрывочные воспоминания, но ведь ─ остались ─ значит действительно замечательный был спектакль.
Хорошо помню то, что мать очень восхищалась тем, что ей достались билеты на этот спектакль. Она восторгалась, что недавно была премьера, спектакль совершенно новый и очень-очень известный. Отсюда я считаю, что видел его в 1969 году, поскольку премьера была в 1968 г.
Как она достала билеты ─ не знаю. Хотя предполагаю, что их распределили на работе. Тогда мать работала в войсковой части, будучи там одной из двух вольнонаемных женщин. Военные люди в цирке не смеются, поэтому думаю отдали билеты женщинам. Представляя себя на их месте, уверен, что поступил бы также. В те годы, билеты на спектакль были таким же дефицитом, как джинсы или стиральные машинки. Ведь музеи, театры, кино и книги были единственным доступным развлечением советского народа. Путешествия в те годы попросту не существовали, кроме дикарства с палатками и спальными мешками, отдых был привилегией руководящей верхушки и богатых людей, ювелирные изделия, антиквариат, живопись, мебель, одежда, рестораны ─ непомерно дороги, концерты (кроме тоскливо-народных завываний) ─ запрещены. Даже за игру в карты во дворе можно было очутиться за решеткой.
И что оставалось рабочему и служащему? Читать книги. Ходить в кино и театр. Тем более, что на «интеллигентные» формы развлечений была мода, которая явно вводилась сверху. Надо было развести людей по разные стороны «железного занавеса». Вроде как – у вас там низкие «попсовые» вестерны, рок и буги-вуги, а у нас, коммунистов, высокое искусство ─ театр, народная музыка и такая же скучнейшая классическая литература. Никаких приключений, детективов и даже простейших «женских романов» советская литература не знала. Логика сводилась к тому, что «чем скучшее искусство, тем оно выше».
К тому же, в хрущевские времена, усиленно раздувался культ ученых и учения. Везде – и в литературе, и в кино, и в спектаклях. Ученые были необходимы «холодной войне», чтобы превратить ее в «горячую». Хиросима показала, что механическое оружие уже больше не оружие, а так ─ устройство самообороны. А настоящее оружие, способное уничтожать целые армии и страны, сводится к фундаментальным открытиям в области физики и химии, а особенно ядерной физики. Туда необходимо было привлечь как можно больше народа, поскольку в этой опасной научной сфере, мелкий персонал вымирал с очень высокой скоростью. Ну, а какой ученый без книг? «Любите книгу ─ источник знаний!» ─ самый известный лозунг коммунистического периода, в котором, правда, забыли указать, источником каких ─ плохих или хороших знаний является книга. Поэтому, несмотря на культ литературы, советская власть вела очень ожесточенную борьбу с книгами. Некоторые книги приводили в лагеря, причем надолго.
Но, отбросим размышления и продолжим вспоминать.
Яркое впечатление ─ бой с билетершей ─ невысокой старушкой в синем пиджачке, которая наотрез отказывалась пустить меня в зал, ссылаясь на то, что спектакль взрослый, а мне еще нет восемнадцати лет. Мать препиралась с ней, стараясь не повышать голос, я чувствовал себя, как оплеванный и уже начинал злится на мать, что она выставила меня на всеобщее осмеяние. Люди показывали свои билеты и проходили в зал, а мать никак не могла убедить нас пропустить. Не знаю, чем бы это кончилось, но вдруг подошел мужчина, точно помню, что мужчина, как будто бы в черном костюме и сказал бабуле такое, что я могу только очень отдаленно вспомнить, но смысл сказанного сводился к тому, что если мы не дадим детям Мольера, то снова вернется тьма. Потом он сказал ей какое-то слово или фразу, которую моя память, к сожалению не сохранила, причем моя мать, потом уже, дома, повторила это несколько раз, рассказывая бабушке о происшедшем. Они охали и вздыхали ─ как это он осмелился ей так резко, прямо в глаза. Я думаю это было, что-то типа, прозвища темного, необразованного, человека, преданного советской власти и ее идеалам. Вроде «сталинского палача». Я помню, что билетерша, как-то охнула, завертелась на месте, отвернулась и… пропустила нас. Кто был этот «черный человек», который смог практически одним словом урезонить зарвавшуюся служку, был ли он зритель, или работник театра ─ не знаю, не знаю.
Удивительная реальность того времени ─ зависимость индивидуума от личного мнения, а чаще всего просто от настроения, ничтожной, по своему социальному положению, личности, в обязанности которой входило как раз обслуживание того самого индивидуума. В числе примеров, уборщица, которая могла в поликлинике, разогнать больных, потому что «я здесь мою!», продавщица, которая могла не продать вам товар, поскольку: «а ты вчера уже покупал!», врач, который на робкий стук больного в дверь, кричал: «как вы смеете! Я занят!»
Мне очень хорошо запомнилась пустая черная сцена со стоящими на ней портретами, через которые выходили персонажи. Мать очень хорошо мне объяснила, что от той эпохи, от тех людей костей-то даже не осталось ─ только одни портреты, вот мы как бы и видим ожившие портреты.
Самого спектакля я не помню, поскольку действия как такового не было, ведь у Бомарше главное ─ искрометные диалоги, игра словами и со словами. К сожалению оценить это я тогда, по малости лет, еще не мог. Запомнилась только одна сцена, когда Тартюф пытается овладеть хозяйкой дома. Построено это было немного в гротескной манере И, как мне показалось и тогда, и сейчас, слишком гротескной и слишком затянутой. У рампы стоял то ли стол, то ли комод – не помню совершенно, в общем Тартюф затаскивал ее за этот предмет и начинал махать руками, а оттуда летели какие-то части женского туалета. Все дико хохотали. А мне это смешным не показалось. Нет, не то, чтобы я не понял смысла происходящего, что ты ─ сексу учить не надо детей, это не математика. Такие вещи понимаются в любом, даже самом малом возрасте. Я не нашел в этом жонглировании тряпками ничего юмористического. Вот момент входа Оргона, который, как заведенный, начал повторять: «Он хотел … мою жену», вызвал у меня смех. Этот момент мне, как будущему мужчине показался очень пикантным, но, отмечу, что я никогда в такой ситуации не был. Уж не знаю ─ к счастью или к сожалению, но ─ не был. Предпочитал разведенных или одиноких женщин.
Остальное скрыто мраком времен. Про то время уже можно тоже сказать: что осталось ─ только портреты, да, только портреты и больше ничего.
Свободное копирование
