Считаю не лишним упомянуть, что в конце 1802 года много ходило толков о совершившемся тогда преобразовании в государственном управлении учреждением восьми министерств, которое тогда сильно критиковали. По этому случаю даже сочинили стихи под названием: «Игра в бостон» — игра, сделавшаяся в то время в России всеобщею. Стихи не отличались красноречием и теперь уже, вероятно, вовсе забыты; но чтобы показать, как тогда оценивали вновь назначенное министерство, помещу их здесь.
БОСТОН.
Игра бостон открылась снова,
Ее совет апробовал.
В Москву сослали Беклешова[1]
За то, что ею презирал.
А Воронцов,[2] король бубновой,
Доволен сей пременой новой,
Стал Чарторижскому[3] под масть.
Товарищ сей не помогает:
Он вечно на свои играет;
Топить — его охота, страсть.
Grand souverain[4] в руках имея,
Весь Кочубей[5] объемлет свет,
Но разыграть же не умея,
Поставить может он la béte.
Не кстати козыря подложит,
Ренонс он также сделать может,
И станет масти проводить.
С ним, правда, Строганов[6] играет,
Но козырей сей граф не знает,
С чего не знает подходить.
Бостона правила известны!
Державин[7], сам ты написал,
И сколь в игре должны быть честны.
Стихами, прозою сказал.
Но карты в руки, — и забылся;
Ремизы ставить ты пустился,
Чужие фишки подбирать.
И доказал тем очень ясно,
Что можно говорить прекрасно,
Но трудно делом исполнять.
Трощинский[8], взявшись за уделы,
К себе все фишки подхватил;
Когда б не женщины-пострелы,
Игрок больших он был бы сил.
Но люди созданы все слабы!
Им овладели девки, бабы
Тащат все у него из рук.
Без них он мог бы без лабету
На пользу целому быть свету,
Но что ж, — кто бабушке не внук!
Румянцев[9] носится с мизером,
Хотя за все двойной платеж;
И хочет собственным примером
В рубле ходить заставить грош.
Давно по свету слух промчался,
Что женщин он всегда боялся,
И потому относит дам.
Игру он худо разумеет,
И карты лишь в руках имеет,
Играть велит секретарям.
А ты, холоп виновой масти,
Вязмитинов[10]! Какой судьбой,
Забывши прежние напасти,
Ты этой занялся игрой?
Ты человек, сударь, не бойкий,
Знавали мы тебя и двойкой,
Теперь, сударь, фигура ты!
Но не дивимся мы ни мало:
Всегда то будет и бывало,
Что в гору лезут и кроты.
Сатира на Вязмитинова совсем несправедлива. Правда, что он происходил не из бояр, а был сын бедного курского дворянина, но, несомненно, был человек правдивый, честный и отменно усердный по службе. Доказательством тому служит, что он без всяких происков и протекций достиг высших государственных должностей и был, по своему времени, очень хороший военный министр. В этом отдавал ему справедливость и Аракчеев, которого нельзя упрекнуть в щедрости на похвалы. Впрочем, дабы дать понятие, как тогда и серьезные люди оценивали личности, занявшие звания министров, привожу выписку из письма 1802 г. одного значительного административного лица. «Из наших новых столбов мы только на двух опираемся (кажется, здесь подразумевались Воронцов и Кочубей), прочие или худо построены, или недоложены. Еще хуже — есть некоторые безобразны. Судите, какая польза целому зданию! Противно смотреть, и не хотелось бы их видеть, но они, как на зло, всегда первые в глазах. Часто смеюсь сим карикатурам, но иногда бешенство берет, когда видишь как они искажают все строение. Говорят, что скоро министром будет Мордвинов; дай только Бог, чтобы опыты его исправили: он больно затейлив».