Комиссия по условно-досрочному освобождению собиралась в тюрьме каждый месяц для рассмотрения заявлений. Каждый заключенный, отсидев несколько месяцев от своего минимума, начинал мечтать об улице и предстоящем рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении.
Оскар был в заднице, и я скучал по его обществу. Он был квадратным, но милым человеком с большим количеством остроумия. Несколько зэков чуть старше меня пришли по переводу из большого заведения. Они утверждали, что были мужчинами “мак”.
В плохую погоду, когда во дворе не было развлечений, я присоединялся к ним за столиком на флаге. Я мало говорил. Обычно я слушал. Я был очарован сплетнями, которые они распускали о своих сутенерских способностях. У них было много дерьма, и я крал у них столько, сколько мог, чтобы использовать, когда выйду на свободу.
Я возвращался в свою камеру возбужденный. Я притворялся, что передо мной шлюха. Я стоял там, в камере, и устраивал скандал. Я не знал, что дерьмо, которое я репетировал, не получит четвертака на улице.
Оскар вышел из ямы и был помещен в одиночную камеру на верхнем ярусе тюремного дома. Я не видел, как он вошел, поэтому я не был готов, когда у меня появился шанс подняться туда.
Когда я добрался до камеры с его номером в щели, тощий шутник мочился в свое ведро спиной ко мне. Он был в припадке смеха. Я снова проверил номер в щели. Это точно был номер Оскара.
Я просунул ключ от кладовки через прутья двери камеры. Скелет подпрыгнул и развернулся лицом ко мне. Его глаза были дикими и пустыми. Это был Оскар. Только этот багровый шрам на лысине сбоку от его головы придавал мне уверенности.
Казалось, он не помнил меня, поэтому я спросил: “Как дела, приятель? Я знал, что они не смогли бы остановить степпера”.
Он просто стоял там, его палец болтался из расстегнутой ширинки.
Я сказал: “Джек, ты подаришь своему светлому будущему грипп, если не уберешь его от призыва”.
Он проигнорировал мои слова, а затем из самой глубины его горла я услышала какое-то жуткое высокое гудение или причитание, похожее, возможно, на брачный зов оборотня. Я начал беспокоиться о нем. Я стоял там, пытаясь придумать, что сказать, чтобы достучаться до него. Он не вылезал из норы больше двух часов. Может быть, какая-нибудь незакрепленная цепь вернет его к контакту.
Я понял, что он был уничтожен, когда он бросил на меня хитрый взгляд и отошел в заднюю часть своей камеры. Он взял свое ведро и запустил в него руку.
Он вытащил кулак, полный дерьма. Он соскреб дерьмо со своей правой ладони в жесткую поднятую левую ладонь.
Используя левую ладонь как своего рода палитру, он окунул в дерьмо указательный палец правой руки и начал рисовать пальцем на стене камеры.
Я просто стоял там в шоке. Наконец, он остановился, вытянулся по стойке смирно, отдал мне честь, гордо выпятил грудь и указал дерьмовым пальцем на свои рисунки на стене.
На его лице было выражение идиотского триумфа, как будто он закончил потолок Сикстинской капеллы.
Я махнул на него рукой. Я спустился вниз и сказал тюремному надзирателю, чтобы он пошел к черту.
На следующий день Оскара отправили на веселую ферму, где, возможно, он и находится сегодня, тридцать лет спустя.
Свободное копирование
