Помню я 1870 - 1871 годы, франко-прусскую войну. Помню эту зиму: она была тревожная и в Уфе. Было много пожаров. По ночам не спали, караулили посменно. На небе сходились и расходились огненные столбы. Было страшно - говорили, что все это к беде. Получались газеты, все тревожней и тревожней. Пришло известие о несчастной для французов битве при Седане. Поздней появились картинки во "Всемирной иллюстрации", изображающие эту битву. Потом, помню, узнали, что Наполеон взят в плен, а затем и война кончилась. Имена Бисмарка, Мольтке, как и маршала Мак-Магона, Шанзи и несчастного Базена, мы все знали. Все симпатии наши были на стороне французов. Время шло. Отец и мать стали поговаривать о том, что пора отдать меня в гимназию. Мысль эта явилась тогда, когда родители убедились, что купца из меня не выйдет, что никаких способностей к торговому делу у меня нет. И действительно, я на каждом шагу показывал, как мало я этим делом интересуюсь. Я ничего в нем не понимал. Был в самом малом непонятлив, ненаходчив, рассеян. Надо мной все смеялись, и мне было все равно, есть покупатели или их нет, на сколько продано и как шло дело в магазине. А я ведь был наследником всего дела, дела большого, хорошо поставленного. Отец, быть может, тоже не был истинным купцом, поблагодари припиши, аккуратности дело шло. У отца не было совершенно долгов, он покупал и ; продавал только на наличные. Это было при его характере лучшее, хотя, быть может, и невыгодное. Отец не любил в деле риск. Я же, повторяю, с ранних лет чувствовал себя чужим, ненужным в магазине и умел продавать только лишь соски для младенцев и фольгу для икон. Когда этот товар спрашивали - приказчики уступали мне место, и я, зная цену этому товару и где он лежит, отпускал его покупателям, но все же без всякого удовольствия. А тут, кстати, появились слухи о всеобщей воинской повинности и о том, что образованные будут иметь какие-то привилегии.
