Моя жизнь - 13

   * * *

   Но, вернусь в те далекие годы и продолжу рассказ, сбросив со своих стариковских лет три четверти века.

   Итак, вспомним, что идет еще 1928-й год, и мне в то время нет еще полных пяти лет, и мои родители, стремительно покинув свою "голубятню" на Неёловской, привезли меня в "Сказочную Страну Макаровку".

   Но вот незадача - как писать дальше, ибо кого может сейчас удивить обыкновенный водопровод или ватерклозет, вместо "всех удобств во дворе"? А вот постарайтесь представить себе, что я увидел все эти "чудеса" первый раз в жизни. А, дальше - больше! Кто может сейчас прийти в неописуемый восторг, глядя, как под потолком зажигается простая "электрическая лампочка накаливания" (именно так они тогда назывались) на двадцать "свечей", с дрожащей "угольной" нитью? Разве что дикари из людоедского племени Умбу-Юмбу, для которых даже простая керосиновая лампа "трехлинейка" представлялась вершиной технического прогресса. Вот и мне тогда это показалось просто каким-то волшебством. Подумать только - "щелк" и в комнате стало светло, да так, что никакая, даже "семилинейка", не осветит! "Щелк" - и снова темно! И задувать лампу не надо! И совсем не пахнет керосином, и фитиль ни подрезать, ни подворачивать не нужно! И не коптит! Фантастика! А вот сейчас действительно "фантастикой" может показаться именно такая "фантастическая" реакция на все эти, ставшие абсолютно рутинными "чудеса". А тогда все они стали возможными только потому, что в санатории (точнее, в усадьбе Смецких) была еще до революции построена настоящая водокачка, водонапорная башня которой, вроде тех, что еще и сейчас сохранились кое-где на очень старых железнодорожных вокзалах со времен паровозов, поднималась даже над макушками высоченных клёнов. Старенький, пахнущий нефтью и машинным маслом "дизель" с большим "маховым" колесом, пыхтя и отдуваясь дымными выхлопами, днем крутил насос, качавший воду из скважины в водонапорную башню, а по вечерам вращал с помощью длинного, широкого приводного ремня "динамУ" от которой шли провода к распределительному щиту электрического освещения. И над всем этим "чудом техники" деловито колдовал, расхаживавший вокруг него с медной длинноносой масленкой в руках, маленький, щупленький "немец-перец-колбаса" Карл Карлович, зорко следивший за тем, чтобы никто из таких же, как и я, санаторских сорванцов не забежал в "Maschinenraum" и не попытался "прокатиться" на приводном ремне от "дизеля" до "динамЫ". Не помню, чтобы это кому-то из нас удалось проделать хотя бы один раз, но мечтали об этом, сколь мне не изменяет память, абсолютно все. И я, в том числе.

Вот написал все это и поразился тому, насколько цепко память держит дела давно минувших лет, словно произошли они только вчера. И чем больше я "погружаюсь" в них, тем дальше уплывает куда-то туман десятилетий, снимая пелену с воспоминаний о событиях далекого детства, о которых теперь помню только я да несколько случайных, чудом сохранившихся, любительских, пожелтевших от времени довоенных фотографий из нашего семейного архива. Вот на одной из них хорошо видно, что на самой опушке дремучего бора (Урочища "Сетное"), сбегающего с крутого склона в неглубокий овражек, стоит маленький худенький мальчонка в беленьких несуразных трусиках, со сдвинутой на затылок тюбетеечке и поднятой над головой в "пионерском салюте" худенькой правой ручонкой. Это - я. Мне там еще нет шести лет. На оборотной стороне фотографии написано, что это 1929-й год и это действительно Макаровка, и именно то самое время, о котором я сейчас пишу. Бор, запечатленный на этой фотографии, был отделен от санатория широкой балкой, по дну которой протекал в те годы ручеек глубиной "воробью по колено" - старица проходившего здесь много тысячелетий тому назад русла небольшой безымянной речушки, впадавшей некогда в Сейм. Когда-то, как показали археологические раскопки (стоянки "Быки-1", "Быки-2" и др), на ее берегах жили в полуземлянках первобытные люди, охотившиеся на обитавших в этих краях мамонтов, оленей и даже медведей, кости которых были во множестве найдены около жилищ этих древних охотников. Жаль, что к тому времени, когда мы приехали в Макаровку, от всего этого "зоопарка" не осталось и воспоминаний, и самыми крупными "дикими" животными были там только полевые мыши.

   Если сложить ладошки "трубочкой" и, стоя спиной к санаторию, громко крикнуть в нее какое-либо слово через лог в направлении этого бора, то он тут же ответит тебе четким эхо, повторив его несколько раз. Теперь, когда со всех сторон постоянно обрушиваются на нас целые Ниагары всяческих звуков от ревущих в небе самолетов, рычащих мотоциклов и автомобилей, орущих телевизоров, магнитофонов и всяческой другой "электроники", вряд ли кто-нибудь обратит внимание на такую "мелочь", как эхо. А в то время, о котором я пишу, еще можно было "слушать тишину" и испытывать неизъяснимое волнение, услышав, как далекий сосновый бор, словно живой, отвечает тебе твоим же голосом, окрашивая его какими-то мягкими, очень теплыми обертонами.