У меня случаются уникальные встречи, не определенные никакой теорией вероятности. Как-то я из Кургана поездом должен был ехать до станции Макушино. Купил билет, и так как до отправления поезда было еще два часа, решил перекусить и выпить пива в привокзальном ресторанчике. Принесли заказ. Я обратил внимание на вошедшего в зал милиционера. И вдруг узнал в нем старого знакомого. Это был заведующий мельницей, что на хуторе Каргаполовка, который предлагал мне, тогда еще бригадиру колхоза, завезти ему безучетного зерна пшеницы на помол 10-15 тонн. Людей в зале было мало. Он неторопливо окинул всех взглядом и, увидев меня, заулыбался и, поздоровавшись, присел за мой столик. Справившись о моем житье-бытье, предложил пройти в свою дежурную комнату милиции для продолжения беседы. Он сказал, что работает в железнодорожной милиции в звании старшины. Достал из сейфа начатую бутылку коньяку, закуску, и мы с ним выпили, вспоминали прошедшие годы. Затем, после выпитых пары рюмок, он пригласил меня посмотреть в окно, которое выходило на привокзальную площадь. Показал на стоявшие на стоянке машины и сказал: "Вон, видишь ту белую "Волгу", что вторая с краю? А рядом с ней могла стоять твоя". Он сказал это, как бы сочувствуя мне. На что я ответил, что каждому свое, и о своем прошедшем отказе от его предложения не жалею. Он одобрил мои мысли. Выпили еще на прощанье по паре стопок, и он проводил меня на поезд, как старого знакомого товарища, и больше я его не встречал.
Работа на отделении шла в напряженном режиме, больше из-за постоянных конфликтом с директором. Рабочих не хватало. Прислали в помощь двух "кадров", условно освобожденных досрочно. Как бы на поселение и "исправленные" трудом. Оба бывшие "мокрушники", проживание в городах им запрещалось. А в сельской местности труд был, пожалуй, потяжелее, чем на зоне. У одного стаж зоны был 18 лет, а у другого 21 год, местные парни сразу дали ему кличку "очко". Я каждую субботу писал на них "характеристики" для милиции, где они еженедельно отмечались. Мне рассказали, как один из них, а именно "очко", был в гостях у Васи Соловьева и имел неприятности. В день получки (зеки работали на ферме скотниками и имели неплохую, по нашим меркам, зарплату) он (звали его тоже Вася) предложил выпить в домашней обстановке (жили зеки в общежитии) с Соловьевым водки. Они работали с ним на одной ферме и были близко знакомы. Пришли к Соловьеву на квартиру, хозяин выставил на стол закуску, и так, тихо-мирно беседуя, пьют водку. А хозяин Вася был не то чтобы непьющий, но очень умеренно употреблявший алкоголь. И в эту домашнюю "теплую компашку" является жена хозяина Валя. Вероятно, она имела какие-то неприятности на работе и была злая. Она была женщина "крутая", крупного телосложения, работала зав. столовой и по совместительству зав. буфетом. Валя, как увидела их, с ходу перешла в атаку: "Это что здесь происходит, что за пьянка, алкаши, и в столовой надоели, а ты, Васька, что сопли распустил да еще с этим тюремщиком, притащил его в дом?!" Тут, конечно, Вася-зек вспомнил былую лихость, и, возбужденный винными парами, "попер" на хозяйку "буром". Он, оказывается, обиделся не за себя, а за Ваську-хозяина и, вспомнив весь свой блатной лексикон, начиная от "фени" и кончая самым простым мужицким матом, - начал защищать своего товарища. Валя сначала не поняла родной и понятный только узкому кругу зеков язык, опешила, но когда возбуждение переполнило ее душу, она со словами: "Ах ты, г...........но несчастное, падаль проклятая, ты забыл, где находишься, это тебе не зона!" - с таким остервенением "вмазала" ему по морде, что зек, не успевший встать с сиденья, кубарем вместе с табуреткой вылетел во входные двери в сени. Это случилось в пятницу, а в субботу я должен был написать на него характеристику. В контору я пришел рано. Следом явился он. Сел на диванчик таким образом, чтобы я не видел его "фонаря" на левом глазу. Об этом происшествии я уже знал - в деревне не скроешь никакое, даже малое происшествие. Я спросил его: "Как дела?" "Все в норме, работаю, бригадир доволен". Я перешел "к делу". Спросил: "Что это у тебя, кажется мне, светит "фонарь", даже в конторе стало светлее. Он начал мне плести небылицу, что комендант, "сука", сколько ни просили его заменить сгоревшую лампочку в коридоре общежития, а там еще какая-то сука поставила табуретку - вот я запнулся и получил "фонарь". Я спросил насмешливо: "Уж не ту ли табуретку, с которой вылетел от Соловьевой Вали?" Он понял, что я уже все знаю, и без лишних слов воскликнул: "Вот сука, бьет, так бьет, ей только в лагере бугром быть". Я ему сказал, чтобы он отбросил свой блатной язык и учился общаться по-русски. В характеристике я описал его версию получения "фонаря", чтобы у милиции не возникло дополнительных вопросов.
В 1967 году ушел из жизни дедушка Шмелев Семен Федорович, моей мамы отец. Дед был хороший хозяин. В первые часы образования колхозов его избирали жители деревни Лаптево председателем колхоза.
При встрече с родными и близкими мне все говорили, что зачем же ты уехал далеко в степь, возвращайся домой. Вот сейчас есть должность экономиста в колхозе. Ты у нас вырос, работал, тебя люди знают, и ты их знаешь. А чтобы меня отпустили из совхоза, в сельсовете дали справку, что я являюсь чуть ли не опекуном оставшейся одинокой бабушки Натальи Ивановны. Я в это время окончил два курса экономического факультета Курганского сельскохозяйственного института. Обратился с предложением к председателю колхоза Трубину В., которого я знал еще в школьные годы, учась в Барабинской школе. Он был из деревни Темляки, учился он в одном классе, а затем в институте с моей старшей сестрой Клавой на параллельных курсах. Он окончил агрономический факультет, а она зоологический факультет. Меня приняли экономистом, Майе по специальности работы не было - ее оформили в животноводстве зоотехником.
Свободное копирование
