А через несколько дней после очной ставки с Бухариным Эйхенвальда судила военная коллегия (обычно занимавшаяся такими делами), приговорившая его к пятнадцати годам тюремного заключения. Эйхенвальд пробыл в одной камере со мной полгода: Тюремная администрация следила за ним особенно строго и всячески старалась сделать его пребывание в тюрьме еще более тяжелым. Эйхенвальда постоянно помещали в карцер, причем в наиболее холодный. Эйхенвальд сильно похудел, у него началось какое-то легочное заболевание, не исключено, что это был туберкулез. Несмотря на это, ему не оказали медицинской помощи, не перевели на нужное питание. Каждое его слово становилось известно НКВД.
Как-то в начале марта 1938 года открылась дверь камеры и один из тюремщиков передал нам номер «Правды». Это была первая газета за долгие месяцы. После этого нам регулярно приносили газету в течение двух или трех недель. День за днем следили мы за процессом Бухарина, причем тюремные власти были особенно заинтересованы, чтобы Эйхенвальд читал газету. Перед самым концом процесса нас по одному вызвали к следователю и спросили, что мы думаем о процессе Бухарина. Вопросы были явно провокационного характера и рассчитаны на то, чтобы инкриминировать нам дополнительные «преступления». Эйхенвальда допрашивали в течение трех часов. Он был глубоко потрясен известиями о процессе, понимая, что судьба Бухарина уже решена. Эйхенвальд признался мне, что и на этом допросе он вновь подтвердил, что разделяет взгляды Бухарина. В ходе обсуждения различных аспектов бухаринского процесса мне стало ясно, что Бухарин указал своим ученикам, как держаться на допросах и на суде. Его решительный отказ признать себя виновным в «терроре» и в измене родине вдохновил его учеников, позволил им держаться с большим достоинством, когда настал их черед. Эйхенвальд считал чудом, что у Бухарина хватило сил и мужества сопротивляться Вышинскому.
Через некоторое время мы расстались, и с тех пор я больше не видел Эйхенвальда. Соловки накануне финской войны эвакуировали, и заключенных развезли по другим тюрьмам и лагерям. Некоторых из заключенных мне приходилось потом встречать, других— никогда больше. Насколько мне удалось установить, большинство было расстреляно накануне вторжения Гитлера в Польшу. По-видимому, среди расстрелянных тогда был и Эйхенвальд, хотя приговор ему был уже вынесен — 15 лет заключения. Практически все вовлеченные в «показательные процессы» были к тому времени расстреляны. Впрочем, Эйхенвальд мог умереть еще и до этого: ведь он был болен и крайне истощен.
У меня нет причин сомневаться в достоверности рассказа Эйхенвальда, как о самом себе, так и о Бухарине: он был человеком высоких моральных качеств, и его сведения о судьбе Бухарина после ареста, по-видимому наиболее достоверные из всех, какие мне пришлось узнать.