Работать было почти невозможно. Настроение у прибывающих журналистов и писателей было нервное: все они желали писать, садились к столу, но ничего не выходило. Все сбились с толку, потеряли способность думать о чем-либо, кроме спасения.
Однажды вечером в редакцию вошел высокий, немного сутуловатый человек, в барашковом пальто, с коротко остриженной головой, с небольшой бородкой клинышком, и окинул всех смелым, слегка насмешливым взглядом умных глаз из-под золотых очков. Это был В. Л. Бурцев.
Его узнали; засуетились; усадили к столу. Владимир Львович, только что сошедший с парохода, сел и, улыбнувшись довольно грустно, сказал:
— Услышал, что тут делается, и прилетел... Где теперь Деникин?
На другой день он уехал в ставку.
Не знаю почему, но приезд в Новороссийск, в этот стан погибающего добровольчества, В. Л. Бурцева подействовал необыкновенно ободряюще. Вспыхнула вера в себя, надежда затеплилась в сердцах. Бурцев приехал, будет в ставке, значит, еще не все кончено.
Говорили:
— Славный, смелый старик! Вероятно, он там узнал что-нибудь такое, в Париже... Разве он поехал бы сюда, если бы была опасность! Да были бы мы теперь в Париже, калачом сюда не заманили бы! Наверное, что-нибудь есть... Ведь не дурак же он на самом деле!..
По ночам наша редакция превращалась в ночлежку. Ночевали на столах, под столами — всюду, куда можно было лечь,— писатели, дамы, даже бездомные солдаты и офицеры. Однажды выпросился переночевать начальник какого-то танкового дивизиона с несколькими солдатами и инструкторами. Свою семью и танки он оставил в ст. Крымской. Инженер по образованию, он мечтал устроиться кочегаром на иностранный пароход и бежать. Настроение этого офицера было удивительное. Он рассказал:
— Еду сегодня в вагоне. Рядом со мной уселся жид. Отвратительная жирная морда. На руке перстень с громадным бриллиантом. Его счастье, что скандала не хотелось; а я уже ощупал было револьвер в кармане... Ведь я все потерял, а у меня вальцовая мельница была около Полтавы... Разве я не вправе вознаградить себя, ну... хоть за счет бриллианта этой акулы
Узнав, что я в этот день купил несколько английских фунтов, — к нам постоянно заходили иностранные офицеры менять валюту,— он насторожился, даже приподнялся с постели и спросил:
— У вас есть валюта?..
И только увидев мою жалкую "валюту", состоявшую из трёх фунтов и пятнадцати франков, сказал:
— А я думал!..
И успокоился, не сказав, что он "думал".
Чтобы охарактеризовать несколько общее настроение, я приведу еще небольшой случай.
Зашел к нам молоденький, очень возбужденный офицер.
Он рассказал:
— Ростов обратно взяли. Никаких большевиков не было!.. Все враки и жидовская провокация. Взбунтовались только местные рабочие. Мы их успокоили. Я сам вешал: по-новому способу. Возьмёшь двоих, накинешь петли и через перекладину: так они друг друга и удавят!..
Был он очень истощен, весь в грязи и походил на сумасшедшего. Этот победитель шел от усмиренного им Ростова пешком и двое суток стоял у какого-то моста, дожидаясь, когда можно будет пройти: по мосту тянулась кавалерия, везли орудия, обозы. Пешеходов сталкивали в воду, — чтобы не путались под ногами.
— Едва не умер с голоду. Какой-то солдат ел огурец с хлебом, пожалел: отдал половину огурца!..
Но в обратное взятие Ростова все-таки не поверили...
Свободное копирование
