Но по ночам на пустыре бывало тихо. Изредка мелькала боязливая тень запоздалого пешехода. Раздавались всегда бесплодные призывы на помощь, выстрелы; иногда кто-то жалко стонал до рассвета.
Однажды я рискнул ночью перейти через это проклятое место, днем белое от раскаленного солнцем цемента. Пройдя до половины, я увидел около обсаженной чахлыми акациями дороги труп, вероятно, только что убитого человека. Около него стояли мужчина и женщина; мужчина обчищал палочкой грязь с штиблет на еще подрагивающих ногах. Вокруг головы расплывалась черная лужа. Остро пахло свежей кровью — точно на бойне. Они мельком взглянули на меня, и женщина сказала;
— Снимем штиблеты; он все равно неживой.
Я спросил:
— А от чего он неживой?
Мужчина пристально посмотрел на меня и нехотя процедил:
— Идите, куда идете.
А женщина прибавила злым голосом:
— Не то и вам то же будет.
Вероятно, такие сцены разыгрывались тут часто. Понятно поэтому, какую важность имела для обывателей привокзального района "кукушка".