Сказав, что учителя Овсяникова гимназисты прозвали Козлом, я невольно вспомнил настоящего живого, четвероногого козла, пользовавшегося в гимназии большим почетом. С какой целью он содержался на гимназическом дворе, кто его кормил и кому он принадлежал,-- нам не было известно. Говорили, будто бы он -- директорский, но, сколько мне помнится, директор Н. Н. Порунов не обращал на этого бородача ни малейшего внимания. Звали его Цапом. Расхаживало это четвероногое по двору полным хозяином и подчас внушало немалый страх нам, гимназистам. Когда на переменах нас выпускали на двор и мы поднимали возню или затевали какую-нибудь шумную, поденную игру, то рогатый Цап почти всегда считал свой обязанностью принимать в ней участие. Участие это выражалось довольно разнообразно: то он взирал на играющих с удивительным презрением, то вдруг воодушевлялся и начинал прыгать. Но бывало и хуже. Случалось, что он совершенно неожиданно задумывался, нагибал голову к земле, выставив вперед рога, начинал стремительно нестись на кого-нибудь из гимназистов, и если тот не замечал вовремя этого маневра, то непременно оказывался на земле. Особенно доставалось от Цапа играющим в чехарду. Цап не мог равнодушно видеть нагнувшегося гимназиста и непременно сбивал его рогами с ног. Замечательно, между прочим, то, что если его дразнили нарочно, то он нисколько не волновался, и вывести его из терпения было трудно.
Помимо Цапа в Таганроге был еще другой козел, живший при пожарной команде. Там его держали ради лошадей. По поверью, присутствие козла в конюшне мешает домовому по ночам устраивать разные неприятные реприманды лошадям. Но этому пожарному козлу было далеко до гимназического Цапа, прославившегося, между прочим, проделкою с фокусником Беккером. Дело было так. Заехал в наш город давать представления некий Беккер. Говорю "некий" потому, что сомневаюсь в его подлинности. Я на своем веку в течение очень короткого промежутка времени видел в разных местах трех Беккеров, двух Лендов и четырех Боско. Все они были "настоящие", но нисколько не были похожи один на другого. Был даже случай, что в один и тот же вечер один и тот же Беккер давал представления и в Ростове-на-Дону, и в Бердянске. Это -- факт, и даже одного этого факта достаточно для того, чтобы усомниться в подлинности. Беккер, о котором я начал речь, снял для своих фокусных сеансов гимназический актовый зал по 25 руб. за вечер. Деньги эти шли на усиление специальных сумм гимназии. Цифра эта мне известна потому, что за полчаса до начала представления сторож Александр явился при мне к готовившемуся к сеансу фокуснику и объявил: "Директор приказал получить с вас за залу 25 руб. вперед. Ежели не заплатите, то он не позволит представлять..."
Деньги у фокусника нашлись. Зала была довольно полна, и сбор был довольно хорош, но не знаю, покрыл ли этот сбор те убытки, которые нанес Беккеру Цап. Беккер привез с собою несколько ящиков всевозможных приспособлений и сложил эти ящики в гимназическом сарае, но дверей сарая не запер. Цапу, который присутствовал при водворении этого багажа, ящики почему-то показались подозрительными. Воспользовавшись моментом, когда люди ушли, он принялся без всякой церемонии и даже свирепо разбивать ящики своими крепкими рогами. Из ящиков посыпалась со звоном всевозможная фокусная посуда вроде бокалов с двойными стенками, бутылок с двойными днами и т.п. Все это в один момент превратилось в черепки. Из других ящиков посыпались во все стороны резиновые апельсины и яйца и разные мудреные предметы. Все это добро из сарая выкатилось во двор, где потом, во время перемены, и перешло в руки и карманы гимназистов. Когда явились беккеровские люди, то застали Цапа все еще свирепствовавшим и с большим трудом отогнали его прочь. Козел, однако ж, сдался не сразу и пробовал было обратить свои мощные рога и на людей. Но последние его все-таки одолели после некоторой борьбы. В это время мы были уже в классе и с любопытством рассматривали расхищенное по карманам добро, а о борьбе людей с Цапом рассказали нам два "зимовавших" товарища. Беккер потерпел настоящий погром и разорение и особенно горько жаловался на разрушение козлом батареи, с помощью которой он изображал, как значилось на афише, "электрическое солнце, состоящее из 100 элементов". У меня долго хранился украденный при разгроме резиновый апельсин, и одно время я чувствовал угрызения совести, но потом утешился мыслью, что не один я расхищал чужое добро, а делалось это сообща почти со всеми бывшими на месте происшествия товарищами. На этом я успокоился, а фокусник, должно быть, долго помнил нашего гимназического козла.
Давал в нашем же актовом зале представление и другой фокусник, какой-то Некраш. Но этот был жалок. Сбор у него получился самый плачевный. На рублевых местах сидело всего только две дамы. Чтобы хоть сколько-нибудь покрыть расходы по освещению, найму залы и прокату мебели, он, должно быть от отчаяния, решил пустить на рублевые места гимназистов по 25 копеек с физиономии и только этим и спасся от краха. Исчез он, однако же, из нашего города после первого же представления. Уехать ему было нетрудно, потому что весь его багаж состоял, по-видимому, из одного только большого гвоздя, который он по самую шляпку втыкал себе в нос через ноздри. Фокусы его были незамысловаты и не понравились даже такому нетребовательному народу, как маловозрастные гимназисты.