Сделав в Шуре дневку, мы отправились 10 августа в свою штаб-квартиру Ишкарты, где сильно обносившийся, более года бывший в походе батальон должен был обмундироваться и привести себя в порядок.
Восемнадцатидневное пребывание в нашей унылой штаб-квартире, так удачно названной монастырем, прошло в мелких, неинтересных хождениях из полковой канцелярии в швальню, из швальни в ротные цейхгаузы и т. п. Один раз только оно было прервано интересной поездкой на лежащие невдалеке Гимринские высоты. Не помню уже, по какому случаю туда была послана небольшая колонна, к которой я и примкнул, чтобы полюбоваться видом, о котором много слышал. Довольно сносная дорога пролегала от Ишкарты, верст с десять все в гору, через развалины большого аула Каранай к обрыву, крутому, скалистому, у подножия коего, на берегу бурлящего Койсу, на не большой полянке виден знаменитый на Кавказе аул Гимры -- знаменитый, во-первых, потому что он был взят штурмом отрядом барона Розена в 1831 году, причем погиб известный Кази-Мулла, во-вторых, как родина Шамиля. Вид с этого обрыва действительно поразительный: горные хребты, один выше другого, как бы нагромождены один на другой; под вами мрачная пропасть, в которой едва виднеется аул, да кое-где отсвечивает река; затем эта масса громад самых разнообразных очертаний и цветов, то серых, то зеленеющих, то снеговых. Все вместе как-то грозно, величаво, производит подавляющее впечатление. Сила впечатления увеличивалась тогда еще в зрителе мыслью, что это впереди лежащее пространство и есть тот ужасный, недающийся нам заколдованный мир, захваченный крепкими руками Шамиля; что там, среди этих гор и трущоб, нет почти места, где не лилась уже кровь русская; что там-то и есть Ахульго, Ашильта, Цатаных, Зыраны и еще много других, добытых русскими штыками неприступных орлиных гнезд и снова потерянных; что там опять рано или поздно ждет нас тот же кровавый пир; что там совершались те знаменитые в летописях Кавказской войны геройские подвиги, о которых нам, новым солдатам, столько рассказывалось...
Обыкновенный зритель, стоя на гимринском обрыве, может любоваться редкими, поразительными видами, особенно если он еще не свыкся с картинами дикой горной природы, но испытывать такие впечатления, волноваться такими чувствами, какие испытывал я, в первый раз очутившись на этом месте, мог только участник нового периода Кавказской войны -- периода, начатого после несчастной экспедиции князя Воронцова летом 1845 года, и вообще человек, достаточно знакомый с историей минувших кровавых событий.
Наконец, батальон был обмундирован, обшит, люди отдохнули, ото всех отдавало комиссариатским запахом юфти, нового сукна и холста.
Свободное копирование
