В Борисоглебске мы с Ф.Тюкавиным явились к коменданту. Он ждал нас, только рассматривая бумаги, недоуменно спросил:
— Котлас, где это такой? За Вяткой?.. Что же, с прибытием вас. Людей оставьте пока в вагонах, а вас проводят в штаб.
Из Борисоглебска в тех же теплушках нас повезли к станции Поворино. В штабе дали провожатого и сказали, что в Поворино поезд встретят представители дивизии. На вопрос об оружии занимавшийся с нами штабной командир ответил руганью: «Какого же вы черта ехали к фронту без оружия? Нет у нас сейчас ни винтовок, ни пулеметов! Отправляйтесь в дивизию, там решат, что с вами делать».
На станцию Поворино мы прибыли глубокой ночью. Паровоз сразу же отцепился и ушел назад, оставив наши 7 вагонов на пустых, занесенных снегом путях. Выскочили наружу, оглядываемся. Людей не видно, нигде ни огонька, ни движения. Никто нас не встречает. Провожатый пожимает плечами: «Ничего не понимаю, я сам тут первый раз. Может, это вовсе и не Поворино, а машинист чертов укатил...»
Послали пяток расторопных ребят поискать людей. Они вскоре привели заспанного железнодорожного служащего, и тот сообщил, что неподалеку есть какой-то военный штаб. В этом штабе мы и нашли двух посланных для встречи эшелона кавалеристов. Лошади стояли под седлом, а беспечные конники, разомлев в жарко натопленном помещении, спали на лавках.
Выгрузились из вагонов. В темноте построились повзводно. Я объяснил строю, что мы прибыли в прифронтовую полосу и приказал бойцам оставить на станции все, что будет мешать на марше. Люди без особого сожаления, с шутками, побросали на землю дорожные сундучки, корзины, берестяные туески и прочий скарб,прихваченный в дальнюю дорогу. Все необходимое уложили в заплечные котомки.
Шли по темной вьюжной степи километров восемь-десять. Ехавшие рядом словоохотливые кавалеристы рассказали нам, что в последние недели на фронт прибывает пополнение «со всей России». Они же рассказали о неудачах наших частей, о прорывах белоказаков на некоторых участках, об отступлении наших отрядов под Балашовом.
— Измены много, — мрачно заметил один из них. — В одном отряде кулачье взбаламутило красноармейцев. Комиссара убили, перешли к белым.
— И вас вот, без оружия на позиции отправили. А как налетят казаки? — спросил другой. — У нас кони — утекем, а вы? Порубят вас с вашими мешками, как капусту — и нет батальона!
— У нас не батальон, — засмеялся Тюкавин, — у нас рота.
— Рота? Вот так рота! На две версты растянулись.
— Растянуться можно и на три... Я отстану, Михаил Федорович, хвост подгоню...
Перед рассветом дошли до какого-то хутора. Кавалеристы привели нас с Тюкавиным и борисоглебским спутником к командиру дивизии. Он спал в одной из хат на постели поверх одеяла в полушубке и сапогах. В хате было прохладно и неуютно. Хозяева, по-видимому, ушли в другой дом. Когда стоявший во дворе часовой зашел в комнату вместе с нами и разбудил комдива, тот выслушал мой доклад, рассмотрел документы и спросил:
— Сколько в роте оружия?
— Десять винтовок и один наган.
Он, как и борисоглебский штабник, грубо выругался и заметил в мой адрес, что только болваны могут так бродить возле фронтовых позиций без оружия. Достал из кармана часы: "Люди здорово устали? Пройдут еще верст пять?".
— Пройдут.
— Пойдете в сто девятнадцатый полк. Будем делать там третий батальон.
— Опять без оружия пойдем?
— Там получите кое-что для начала. Здесь у нас ничего нет.
Днем добрались до штаба полка. Здесь Феодосий Тюкавин с посланцем из Борисоглебска получил документы о передаче маршевой роты в состав полка. На следующий день Тюкавин распрощался с земляками и повез в Сольвычегодск большую пачку наших писем с поклонами родным. На письма штабные писари пожертвовали рулончик пожелтевших от ветхости обоев. Конвертов не было, адреса указывали на самом письме. Провожать Тюкавина пришла к штабу почти вся наша сдружившаяся в дороге рота.
Хоть мы и явились почти безоружными, командир полка очень обрадовался обученному пополнению. Он тут же приказал мне выделить 60 человек в команду боевого охранения. Человек 20 отобрали для артиллерийской батареи, несколько бывших фронтовиков пошли в полковую разведку, а всех остальных зачислили в 7-ю роту, командиром которой назначили меня. Остались на своих должностях и мои два помощника и почти все командиры взводов и отделений.
Землячество крепко сплачивало роту. В ней были и односельчане, и близкие друзья, и даже родственники. Одним из взводов командовал мой двоюродный брат В.Д. Теребихин. В другом взводе служили два родных брата из нашей волости. Начавшиеся вскоре бои еще больше укрепили товарищество и дружбу в роте.
Свободное копирование
