Одной из важнейших работ, проведенных в музейном отделе под моим непосредственным руководством, была та, которую пришлось в ударном порядке организовать в 1922 году, во время изъятия церковных ценностей.
Декрет об изъятии церковных имуществ не оговорил права музейного отдела отбирать во время изъятия ценности исключительно музейного значения. Для пополнения музеев. Была опасность, что при спешке с изъятием могут случайно попасть в лом произведения из золота и серебра мирового значения. Я решил идти тотчас же к А.В.Луначарскому. Я застал его дома, в кабинете Потешного дворца, где была его квартира. Когда он увидел меня, входящего в кабинет, он неистово замахал руками, прося отложить беседу, хотя бы и очень Интересную и важную, до другого дня.
- Не могу! Не могу! Не могу! - крикнул он мне. - Через час - заседание суда над эсерами, а я выступаю в качестве общественного обвинителя.
Я сказал, что даже до вечера опасно отсрочивать дело, из-за которого я его потревожил, и в двух словах рассказал о своих опасениях. Анатолий Васильевич сразу оценил опасность и написал несколько слов М.И.Калинину, прося его немедленно, вне очереди, принять меня.
Через четверть часа я был уже принят Михаилом Ивановичем. Внимательно меня выслушав, он спросил:
- А где же вы были раньше?
- Никто же Главмузей не звал и не оповещал о предстоящем декрете.
- Я объяснил, что есть небольшие, с виду ничего собою не представляющие серебряные вещицы, которые дают на рубль лома, тогда как их антикварная рыночная ценность - сто рублей и больше. Есть и такие, что десять тысяч потянут.
- Да, это не годится.
Михаил Иванович тотчас же вызвал П.Г.Смидовича, и тут же было написано дополнительное разъяснение к декрету, запрещавшее производить изъятие церковных ценностей в отсутствие представителя Главмузея.
Музеи в течение 1922-1923 годов обогатились предметами прикладного декоративного искусства так, как не обогащались в течение десятилетий до революции.