После ранения и госпиталя продолжал воевать уже в 671-м гаубично-артиллерийском полку 6-й армии Юго-Западного фронта, сначала в инженерно-саперном взводе, а затем был переведен в полковую разведку. Одним из поводов к этому послужил случай, происшедший осенью 1941 года. Наш полк с боями отходил на Восток. Непрерывные дожди превратили дороги в сплошное месиво. Автомашины без конца буксовали, их приходилось все время толкать, подкладывая под колеса все, что попадалось под руку. Кругом была голая степь и только кое-где виднелись потемневшие от сырости, не убранные с лета копны соломы. К одной такой копне возле дороги кинулись наши бойцы, чтобы подложить солому под буксующие колеса. Они и не подозревали, что в копне прятался немецкий разведчик. Не растерялись ребята, выбили из его рук пистолет, навалились. Немец, как затравленный волк, хмуро глядел на обступивших его красноармейцев. Мы впервые видели так близко живого врага. Это был молодой унтер-офицер, не блондин и не рыжий, какими в ту пору представлялись нам немцы, а темноволосый, с карими глазами. Не было в нем ничего звериного и устрашающего. Простой парень, даже не похожий на гитлеровца в нашем представлении. Кто-то протянул ему закурить нашей махорки. Немец не взял, отвернулся. Подошел помпотех[1], капитан Гецко. Начал задавать пленному вопросы, используя свой не очень обширный запас немецких слов. Гитлеровец упорно молчал. Один из наших сердобольных украинцев предположил: «Мобудь вин голодний?» Принесли котелок супа. Не берет. Так ничего и не добился наш капитан. Ушел организовывать отправку пленного в штаб. Велел нам присмотреть за ним. Мне захотелось попробовать разговорить немца. Негромко, как бы продолжая уже начатый разговор, спросил пленного, как когда-то в немецкой школе: «Откуда сам-то будешь?» Надо было видеть реакцию немца. Он вздрогнул, подался всем телом ко мне. В глазах, до этого безразличных, промелькнул отблеск надежды.
— Вы немец? — почти шепотом спросил он.
— Нет, я русский, из Москвы. Слышал про такой город?
На лице пленного отразились крайнее удивление и растерянность. Он никак не хотел поверить, что я не немец.
— Меня расстреляют? — не отвечая на вопрос, упавшим голосом спросил он.
— Мы пленных не расстреливаем. Тебя отправят в тыл.
Некоторое время немец молчал, потом сам попросил закурить. Он больше не упорствовал и отвечал на все вопросы. Вернувшийся капитан был немало удивлен такой перемене в поведении пленного разведчика.
О том, как всего одна фраза развязала язык у гитлеровца, стало известно не только в полку, но и в штабе армии. Это повлияло на мою дальнейшую судьбу.
Наверное, в другую пору одного владения немецким языком было бы недостаточно, чтобы стать разведчиком, но в тех критических условиях командование вынуждено было использовать любые возможности.
Свободное копирование
