Ветви предков твоих, корни их жизни, их существования, история твоей семьи до тебя — это пласт культурного воспитания всех поколений. Когда же мне захотелось узнать, кто я, оказалось поздно: почти все родственники моего поколения уже ушли из жизни. Поэтому хочу своим девочкам оставить эти воспоминания.
Психологи говорят, что ребёнок понимает и помнит себя с пяти лет. Я вспоминаю свое раннее детство — картинками, цветными картинками или фотографиями и эпизодами. Вот первое воспоминание. Мне один год — тот единственный, предвоенный...
Я сижу в саду, в кресле-качалке на огромном расстеленном пледе в белую и чёрную клетку с пушистой бахромой (позже, уже подростком я расскажу эту историю бабушке и она подтвердит, что такой плед в доме был). На корточках передо мной сидит мой отец. Он очень параден: то ли в чёрном смокинге, то ли в костюме с белыми накрахмаленными манжетами и алмазными запонками. В саду кто-то варит малиновое варенье, и воздух наполнен этим удивительным ароматом. Отец намазывает крошечные кусочки булки пенкой от варенья и протягивает мне. На всю жизнь я запомнила эти изящные кисти рук, пытающиеся меня накормить. Я вспоминаю их, когда мне хорошо. Мысленно я говорю: «Спасибо, отец, ты мне помог!». Когда же мне плохо, я прошу его: «Отец, протяни мне свои руки, помоги!» А вот лица отца, как бы я ни силилась, вспомнить за всю жизнь так и не смогла...
Зато вот эти «кисти рук» напомнили мне историю, которая случилась с моей внучкой. В шесть лет она пошла в английскую школу. Через несколько месяцев учительница предложила ученикам, в том числе и моей внучке, «держать реферат» на любую тему. Эми выбрала Дюрера. На вопрос учительницы, почему Дюрер, Эми ответила, что ей нравится его автопортрет и кисти рук! Меня это тронуло...
Мои родители (сами совсем ещё дети, как мне сейчас кажется) поженились 27 августа 1937 года восемнадцатилетними. Любовь была школьная, страстная, но не одобренная родителями ни с той, ни с другой стороны. Сразу после школы мои папа и мама окончили курсы, и ко дню свадьбы уже были молодыми специалистами. Оба работали в конторе «Заготзерно»: мама бухгалтером, а отец технологом. В моей метрике в графе «дата рождения» стоит день свадьбы моих родителей. Дело в том, что во время войны у нас сгорели все документы, и после войны горсовет выдавал справки «под честное слово». Бабушка, мамина мать, в одночасье забыла, что родила свою последнюю дочь Надежду всего за три месяца до того, как её старшая дочь тоже родила девочку — меня.
Надя родилась 1 мая 1939 года, а я — 24 августа того же года. Мне непонятно, как бабушка могла забыть, что она и моя мама попеременно кормили меня и Надюшу грудью и что я родилась в ночь, когда Молотов и Риббентроп подписали договор о ненападении...
Мы с Надюшей учились в одном классе, но никогда не сидели за одной партой. Потом жизнь нас развела в разные стороны, и, встретившись однажды в доме у бабушки через сорок лет, мы так и остались чужими друг другу.
Только став студенткой, я обнаружила бабушкин подвох, но зачем она это сделала, внятно объяснить она мне не смогла. Та же чехарда оказалась в метрике моей сводной сестры Галины. Она родилась 19 декабря 1942 года, а записана в свидетельстве как рожденная 14 мая того же года. Такая же неразбериха произошла и с моим именем. Поскольку я родилась в патриотическую ночь дружбы с Германией, родители назвали меня Сталиной.
И с этим именем я прожила до освобождения Смоленска. Крестили меня в сентябре 1943 года у колодца разбитой церкви в селе Микулино Руднянского района Смоленской области. Село и церковь (теперь восстановленная) стоят на высоком холме, а внизу за холмом — чудесное озеро. Батюшка, крестивший меня в православие, сказал, что новое имя мне выбирать не надо, так как я родилась в августе, месяце святой Анастасии. Так я получила это замечательное имя. Это событие моей жизни я уже точно помню. Странно только то, что с момента моего крещения мы все перестали молиться. Всю войну в обозе партизанского отряда мы ежедневно неистово молились. У нас была своя семейная молитва, дополняющая «Отче наш». Мы просили Господа: «Прости и сохрани нас от фашистской пули, а если не суждено, сделай так, чтобы мы погибли все сразу».
Вот так: врага пережили, а о Господе забыли на многие годы...
Свободное копирование
