От Астрахани до Тарху - 1

ПУТЕШЕСТВИЕ

ПО

ДАГЕСТАНУ И ЗАКАВКАЗЬЮ

ЧАСТЬ I-я.

I.  ОТ АСТРАХАНИ ДО ТАРХУ.

  Das periodische, wenn gleich unregelmaessig wechselnde Steigen und Fallen der Wasser des caspischen Meeres, wovon ich selbat in dem noerdlichen Theile dieses Beckens deutliche Spuren gesehen, scheint zu beweisen, wie die Beobachtungen von Darwin in den Corallen-Meeren, dass, ohne eigentliches Erdbeben, der Erdboden noch jetzt derselben sanften und fortschreitenden Oscillationen fahig ist, welche in der Urzeit, als die Dicke der schon erharteten Erdrinde geringer war, sehr allgemein gewesen sind.

Humboldt, Kosmos, I, 314.

 Жребий брошен: пароход "Астрабад" поднимает якорь, и я отправляюсь в далекий и трудный путь на Восток, в отчизну Единой и Вечной истины и нелепых религиозных заблуждений, практических нравоучений Саади и восторженной мечтательности Хафиза, в страну усладительного шербета и умственного усыпления, вечно благоухающих роз и быстро увядающей красоты, самых замысловатых комплиментов и самой затейливой брани, неведомых наслаждений и нежданных кинжальных ударов, в страну, где, может быть, судьба кинет мне в руки всесильную печать Соломона, которой беспрекословно повинуются все духи, и я возвращусь в родную землю на крыльях баснословного Симурга, облеченный таинственною властью над невидимыми силами природы!

 Однако, не смотря на неутолимую ничем жажду любопытства и на великолепные затеи воображения, я с грустью смотрю вдаль: не потому, чтобы меня привязывало к родному краю что-нибудь трудно разрываемое, не потому, чтобы мне было здесь хорошо и отрадно, а впереди представлялись труды и лишения, без печали не могу расстаться я с знакомыми местами; но потому, что человека томит всякая неизвестность, что бедняк задумывается над каждым переходом от настоящего к будущему. Жалкое существование! И между тем это правда, и не верьте никому, кто отправляется в странствование веселый и счастливый: это обман чувств, насильное раздражение нервов, а не задушевная теплая радость. Сам великий скиталец, нигде не находивший себе если не отрады, то покоя, Байрон, вот что поет перед дальнею дорогой:

 Fare thee well! -- thus disunited

 Torn from every nearer tie,

 Sear'd in heart, and lone, and blighted,

 More than this J scarce can die.

 Не знаю, каким образом очутился я со всем своим багажом на пароходе "Астрабад", и может быть это умственное усыпление продолжалось бы еще долго, если бы оглушающий шум и разнообразные картины не выгнали из головы мрачных мыслей. В самом деле нельзя было грустить, глядя на живописную панораму Астрахани, небрежно раскинувшейся по левому берегу Волги, на широкую голубую ленту реки, сливающуюся с ясным горизонтом, на стройный и густой лес мачт и на безоблачное небо с ярким, полным огня и силы солнцем! Множество лодок, как стая ласточек, кружились около парохода: кто провожал родных, кто знакомых, а иные и никого не провожали, хотя зауряд утирали слезы от чистого сердца. "Астрабад" буксировал два судна с десантом, назначавшимся в одно из вновь устроенных около Тарху укреплений, и вокруг этих судов носились многочисленные лодки, нагруженные нежными родственницами отплывающих воинов, а может быть и не родственницами, и раздавались жалобные прощанья на все тоны от ut до si включительно. Родственная привязанность иногда доходила до того, что лодки подъезжали к судам и с большою опасностью прицеплялись где-нибудь за бок, вдали от командирского глаза: тут начиналось новое и последнее прощание, при котором отчаяние не обращало внимания на равновесие лодки, и поэтому нередко трагическое расставанье Гектора с Андромахой заключалось комическою сценою -- холодным купаньем. Оно и лучше: опасности в этом никакой не было, а истомленные чувства освежались.