Я бегу от буров - 5

Должно быть, я промахал с милю, держась этого решения, как вдруг осознал его зыбкость и опрометчивость. Я развернулся и направился назад к полотну. На полпути я резко остановился и сел на землю в совершенном замешательстве, не понимая, что делать, куда идти. Внезапно все мои сомнения сами собой исчезли. И развеяли их отнюдь не доводы рассудка. Просто я явственно ощутил, что меня влечет в кафрский крааль. Мне, бывало, случалось водить спиритической планшеткой с карандашом, в то время как пальцы других участников сеанса лежали на моем запястье. Вот так же бессознательно либо подсознательно я действовал и теперь.

Я быстро зашагал к огням, прикинув поначалу, что от железнодорожной дороги до них не более двух миль. Не тут-то было. Через час-полтора они казались такими же далекими, как прежде. Но я упорно продолжал идти и где-то между двумя и тремя часами ночи сообразил, что это вовсе не костры кафрского крааля. Нарисовались ломаные контуры строений, и вскоре мне стало ясно, что я подхожу к группе домов, обступающих горловину угольной шахты. Был отчетливо виден шкив подъемника, полыхали машинные топки, которые и приманили меня издалека своим заревом. Совсем рядом с шахтой, в окружении более хлипких построек, стоял небольшой, но основательный двухэтажный каменный дом.

Я присел в траве, чтобы внимательно рассмотреть эту картину и решить, что предпринять. Еще не поздно было поворотить назад. Но там меня не ждало ничего, кроме бессмысленных блужданий, которые окончатся голодом, лихорадкой, поимкой либо добровольной сдачей. Здесь же мне представлялся шанс. Еще до побега я слышал, что в угольном бассейне Уитбэнка и Мидделбурга довольно много англичан-резидентов, которым позволили остаться в стране, чтобы не замирала работа на шахтах. Может, на одного я и набрел? Кто обитает в этом окутанном тьмой и тайной доме? Британец или бур, друг или враг? Вариантов было множество. В кармане у меня лежали семьдесят пять фунтов в английских банкнотах.

Назвавшись, я мог бы смело посулить и тысячу. Вдруг повезет встретить какого-нибудь нейтрала, который по доброте душевной либо за большие деньги поможет мне в моем мучительном и отчаянном положении. Если предпринимать попытку сторговаться, то конечно же только сейчас — сейчас, пока я еще в силах за себя постоять и даже вырваться в случае неблагоприятного поворота дела. Однако опасность была очень велика, и колени подо мной едва не подламывались, когда я ступил из мерцающего полумрака вельда на освещенный топками круг, приблизился к молчаливому дому и кулаком постучал в дверь.

Ни звука в ответ. Я снова постучал, и почти сразу наверху зажглось и открылось окно.

— Wer ist da?[1] — прокричал мужской голос.

От разочарования и испуга у меня кровь застыла в жилах.

— Мне нужна помощь. Несчастный случай.

Наверху что-то буркнули. Потом я услышал спускающиеся шаги, звякнул засов, в замке повернулся ключ. Рывком распахнулась дверь, и в темноте коридора передо мной возник наспех одетый высокий мужчина с темными усами на бледном лице.

— Что вам нужно? — теперь уже по-английски спросил он.

Надо было срочно придумать какую-нибудь байку. Я хотел любой ценой завязать с этим человеком разговор, представить дело в таком свете, чтобы он не забил тревогу и не позвал других, а спокойно во всем разобрался.

— Я ополченец, — начал я. — Произошел несчастный случай. Я ехал к моему отряду в Коматипорт. Мы дурачились, и я свалился с поезда. Был без сознания несколько часов. Похоже, вывихнул плечо.

Поразительно, как такое приходит в голову. Я выпалил это без запинки, словно заученный урок, а ведь я понятия не имел, что наплету и даже какой будет следующая фраза.

Незнакомец пристально вгляделся в меня и, поколебавшись, сказал:

— Ладно, входите.

Он попятился, отворил дверь боковой комнаты и ткнул левой рукой в ее темноту. Я прошел мимо него и шагнул внутрь, гадая, не в тюрьму ли я попал. Он вошел следом, чиркнул спичкой, зажег лампу и поставил ее на стол с противоположного от меня конца. — Я находился в небольшом помещении, явно служившем одновременно гостиной и кабинетом. Помимо большого стола я увидел конторку, два-три стула и устройство для приготовления содовой воды — два помещенных один на другой стеклянных шара в проволочной оплетке. Хозяин положил перед собой на стол револьвер, который до этого, вероятно, держал в правой руке.

— Думаю, было бы хорошо, если бы вы рассказали побольше об этом вашем дорожном происшествии, — после долгой паузы произнес он.

— Думаю, самое лучшее, — ответил я, — сказать вам правду.

— Думаю, что так, — проговорил он с расстановкой.

«Была не была!» — пронеслось в голове, и я выложил сразу все.

— Я Уинстон Черчилль, военный корреспондент «Морнинг пост». Прошлой ночью я бежал из Претории. Направляюсь (направляюсь!) к границе. У меня много денег. Вы поможете мне?

Снова воцарилось молчание. Мой собеседник медленно поднялся из-за стола и запер дверь, что очень меня насторожило и, действительно, могло расцениваться как угодно. Однако, повернув ключ в замке, он ринулся ко мне и протянул руку:

— Слава Господу, что пришли сюда! Это единственный дом на двадцать миль, где вас не выдадут. Мы все тут британцы, и мы вас выручим.

Вечность прошла с тех пор, но легче оживить в памяти, чем выразить словами нахлынувшее чувство облегчения. Минуту назад я думал, что попал в ловушку, — и вдруг судьба дает мне друзей, еду, кров, помощь. У меня были ощущения человека, которого спасли от утопления и тут же порадовали известием, что он выиграл дерби!

Хозяин представился: мистер Джон Хауард, управляющий Трансваальскими угольными копями. За несколько лет до войны он натурализовался в Трансваале. Сыграв на своем британском происхождении и подмаслив коменданта округа, мистер Хауард избавил себя от обязанности сражаться с британцами. Его оставили с несколькими помощниками откачивать воду и вообще поддерживать шахту в исправном состоянии, пока не возобновится добыча угля. Помимо секретаря, тоже британца, при нем были механик из Ланкашира и два забойщика, шотландцы. Все четверо имели британское подданство и, дабы избежать высылки, обязались соблюдать строжайший нейтралитет. Сам мистер Хауард, как гражданин Республики Трансвааль, укрывая меня, рисковал быть обвиненным в государственной измене и расстрелянным, если бы его поймали с поличным или разоблачили потом.

— Ничего, — сказал он, — как-нибудь все устроим. — И добавил: — Комендант вертелся здесь вчера, выспрашивал про вас. Они рыщут вдоль всей дороги и по окрестностям.

Я сказал, что не хочу подводить его.

Пусть только снабдит меня едой, пистолетом, проводником и, если получится, лошадью, и я сам буду пробираться к морю, делая ночные переходы, не приближаясь к железной дороге и сторонясь населенных мест.

Мистер Хауард и слышать об этом не захотел. Обязательно все устроится. Только нужно соблюдать крайнюю осторожность. Везде шпионы. В доме две горничные-голландки, они и спят тут. В служебных помещениях и у насосов работает много кафров. Перебирая в уме все угрозы, он глубоко задумался.

И вдруг:

— Вы же голодный!

Я не стал возражать. Хозяин заторопился на кухню, велев мне пока что заняться бутылкой виски и уже упомянутой мной машиной с содовой водой. Немного спустя он появился с доброй половиной холодной бараньей ноги и прочими вкусными разностями и, предоставив мне воздать им должное, покинул комнату и вышел из дома через заднюю дверь.

Мистер Хауард вернулся не ранее чем через час. За это время мое физическое благополучие пришло в гармонию с просветлевшей будущностью. Я был уверен в успехе и готов ко всему.

— Порядок, — сказал мистер Хауард. — Я поговорил с ребятами, они все за. Нужно будет спустить вас в забой, вы там побудете, пока мы не придумаем, как вывезти вас из страны. С одним будет трудно, — прибавил он, — с едой. Голландка считает каждый кусок, который я отправляю в рот. Кухарка заинтересуется, куда девалась баранья нога. Ночью я все это обмозгую. А в забой надо спускаться прямо сейчас. Мы вас там хорошо устроим.

Уже занимался рассвет, когда хозяин провел меня через дворик внутрь ограждения, где стояла подъемная машина. Плотный мужчина, назвавшийся мистером Дьюснэпом из Олдхема, со зверской силой сдавил мою ладонь.

— В следующий раз они все за вас проголосуют, — шепнул он.

Открылась дверца, я шагнул в клеть, и мы низверглись в недра земные. Внизу нас уже ждали два шотландца-забойщика с фонарями и большим узлом — как позже выяснилось, с матрасом и одеялами. Некоторое время мы шли непроглядно-темным лабиринтом, часто сворачивали, кружили, поднимались, спускались и наконец остановились в своего рода комнате с прохладным и чистым воздухом. Шотландец скинул на землю узел, а мистер Хауард передал мне пару свечей, бутылку виски и коробку с сигарами.

— С этим просто, — сказал он. — Я держу их под замком. Теперь надо сообразить, как накормить вас завтра.

— Отсюда ни на шаг, что бы ни случилось, — наставлял он меня на прощание. — Днем в шахте будут кафры, но мы проследим, чтобы никто из них сюда не забрел. Пока они ничего не видели.

Четверка моих друзей удалилась, унеся фонари, и я остался один. Из бархатной темени забоя жизнь виделась в розовом сиянии. Пережив растерянность и даже отчаяние, я уже считал свободу решенным делом. Вместо унизительной поимки и многомесячного тупого заключения, может даже в общей тюрьме, меня опять ждала армия, где я, новоиспеченный герой, буду упиваться свободой и искать приключений, дорогих молодому сердцу. В этом приятном настроении, придавленный смертельной усталостью, я провалился в сон — сон хоть измученного, но победителя.